— Но Оленька участвовала в светских тусовках. И от нее он не сумел тебя оградить.

— Он пытался меня предупредить. Я его не послушал.

— Ну и правильно сделал, — вдруг сказала Нина. — Каждый должен свои ошибки совершать сам, не ждать, пока дяденька соломки подстелет.

— Мне эта ошибка дорого обошлась. Но ты права, я ни о чем не жалею. Ты постарайся примириться с Рымаревым. Просто не думай о нем.

— Ладно. Слушай, я все думаю о Дусином сыне. Его нельзя вылечить?

— Можно было бы, если бы он захотел, но он не хочет. Я предлагал. Я готов был отправить его в швейцарскую клинику и оплатить лечение. Он и слышать не хочет. Он считает, что просто балуется, что может бросить в любую минуту. А в принудительное лечение я не верю.

— Я тоже. Дуся мне сказала, что он из-за наркотиков на кражу пошел. А если он опять…

— Нет, больше он на кражу не пойдет, ему это просто ни к чему. Я плачу Дусе большую зарплату, а она все деньги отсылает домой. У нее муж-пьяница и два сына. Младшего мне удалось пристроить на компьютерные курсы, и сейчас он худо-бедно, но все-таки работает. А вот старший вместе с папашей тратит все ее денежки на свои удовольствия. Ну что, пошли? — спросил Никита, увидев, что Кузя вылакал свою водичку.

Он провел их с Кузей по всей квартире.

Нину поразило обилие книг. Специальная комната была отведена под библиотеку, но книги в ней не умещались, полки висели и в других местах. Многие книги были на иностранных языках.

— Сколько языков ты знаешь? — спросила Нина.

— Английский, французский, немецкий — это меня бабушка научила. — Итальянский — на разговорном уровне. Ну и литовский я сам выучил. Я тебе уже говорил.

— А я неуч, — вздохнула Нина.

— Ничего, ты еще все наверстаешь.

Повсюду висели картины. Нина с восторгом узнавала акварели Фонвизина, прекрасный театральный эскиз Билибина, эффектно помешенный в узком простенке, еще один эскиз — Константина Коровина, картины Кропивницкого, Плавинского, Краснопевцева и других представителей «неофициального искусства», редкостную работу Любови Поповой, натюрморт Фалька… У нее глаза разбегались, она радостно вскрикивала, встречаясь с каждым новым шедевром.

В гостиной висел еще один великолепный портрет Никитиной бабушки работы Павла Корина.

— Идем в кабинет, — сказал Никита, — самое ценное у меня там.

Они прошли в кабинет, где висел писанный маслом портрет мужчины и женщины, сидящих за столом на летней веранде. Нина сразу узнала Никитину бабушку, только здесь она была молода. А рядом с ней на портрете сидел… Никита.

— Это же ты, — растерялась она.

— Нет, это дед. Работа Нестерова, твоего однофамильца, тридцать пятый год. Бабушка увезла ее с собой в ссылку и сохранила. А вот еще один бабушкин портрет — Зверев ее писал. А это, — он показал на скромный рисунок в рамке, — портрет Гумилева работы Ларионова. Это мы с ней вместе купили на аукционе в Париже. Да, я успел пару раз свозить ее за границу, когда стало можно. Бабушка боготворила Гумилева.

Нина перевела взгляд на компьютер.

— Тебе удалось что-нибудь найти?

— И даже очень много. Но чтобы найти настоящий компромат, нужно взламывать коды, влезать в чужие файлы. Поэтому я хочу подключить специалиста. Не беспокойся, я ему доверяю, — добавил Никита, увидев, что она нахмурилась. — Это мой самый лучший сотрудник, золотая голова, компьютерный ас.

— Это, часом, не Рымарев? — подозрительно покосилась на него Нина.

— Нет, не Рымарев. Хотя Рымарев тоже нашел бы компромат по своим каналам, если бы я его попросил. Но я не хочу его просить. На этот раз Рымарев останется в неведении. Идем, ты еще спортзал не видела.

Он показал ей свои тренажеры, пригласил пользоваться в любое время. Они вышли обратно в холл.

— Будь я на твоем месте, я бы все картины повесила здесь, — заметила Нина. — Ну, почти все.

— Холл оформлял дизайнер, он сказал, что акцент надо сделать на пол. Никаких других деталей.

— В общем-то, он прав. Хотя, с другой стороны… Вот ты говоришь, у тебя бывают приемы. Ну, представь, приходят люди и с порога видят всю эту красоту. Но потом они проходят в холл, их много, пола уже не видно, одни белые стены. Если бы тут висели картины, если бы стояли растения, было бы гораздо лучше. И стены хорошо бы оклеить обоями… Можно выбрать какие-нибудь нейтральные, без рисунка, но с обоями стены кажутся как-то теплее.

— Можно, я тебе это поручу? Делай что хочешь. Клей обои, вешай картины, разводи зеленые насаждения… Я в этом ничего не понимаю.

Нина страшно смутилась.

— Нет, что ты! Я просто так сказала. Я же здесь гостья.

«Ты можешь стать здесь хозяйкой», — хотел сказать Никита, но у него ничего не вышло. Он решил отложить разговор на потом, когда Чечеткин останется в прошлом.

— Как насчет джакузи? — спросил он вслух.

— Прости, мне что-то не хочется. Мне еще с Кузей гулять.

— Тяф! — подтвердил Кузя.

— А как одно связано с другим? Я что-то не улавливаю.

— Ну-у… — протянула Нина. — После джакузи мне не захочется выходить на улицу.

— Без проблем. Я с ним погуляю. Пойдешь со мной гулять, волкодав?

— Тяф!

— Ну вот, видишь? «Согласие есть продукт при полном непротивлении сторон». Идем, я тебе покажу. — Никита потащил ее в ванную, отвернул краны в огромной ванне, где они вполне могли поместиться вдвоем. — Попробуй, так не горячо?

— Нет, не горячо. Я пойду возьму свои вьетнамки. И банное полотенце.

— Я дам тебе купальный халат. Ты совсем не носишь халатов.

— Я их не люблю, — подтвердила Нина. — «Женщина в халате»… Я в этом жанре не выступаю.

На ней был тот самый голубой деревенский сарафанчик в розовый цветочек, который так волновал его воображение в вечер их знакомства.

— Беги давай, а то вода остынет, — улыбнулся Никита.

— А ты ее покарауль до моего прихода. Кузя, побежали!

Они дружно бросились вверх по лестнице и так же быстро вернулись. Ванна наполнилась, Никита показал Нине, как включать и выключать джакузи.

— Вот халат. Наслаждайся. Пошли, Кузнец.

К ужину Нина снова переоделась. На этот раз на ней было кремовое платье шелкового трикотажа с темно-коричневой полосой, идущей от одного плеча к другому, а оттуда вниз до самой талии. В том месте, где полоса делала прямой угол, помещалась единственная пуговица. «Интересно, — подумал Никита, — если расстегнуть эту пуговицу, можно отогнуть весь лиф? И почему у нее все наряды такие пикантные? Или это я такой сексуально озабоченный?»

Дуся подала закуски, они сели за стол. Никита не мог не отметить, что она держится приветливо и пододвигает жюльен из крабов поближе к Нине.