Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сбросив босоножки, Юля всунула ноги в мокасины и затанцевала по роскошному инкрустированному полу. Потом подбежала к Нине и обняла ее. Нине для этого пришлось подняться на цыпочки, а Юле — наклониться.
— Нравятся?
— Спать в них буду!
— И вот это тоже тебе.
Нина протянула ей коробку размером поменьше и квадратной формы. Юля извлекла из коробки узкий вечерний пояс, усеянный стразами, и тут же нацепила его на себя, хотя он не шел к полосатому кожаному платью.
— Бриллианты от Сваровски, но настоящие пусть тебе кто-нибудь другой покупает.
— А на кой они мне, эти бриллианты? — беспечно отмахнулась Юля. — Холли Голайтли[11]говорила, что носить бриллианты, пока не стукнет сорок, — это пошлость.
«И почему я не вспомнил о Холли Голайтли, когда Оленька требовала все новых и новых бриллиантов? — подумал Никита. — Хотя… она бы не поняла. Она же не читала Трумэна Капоте». Оленька вообще ничего не читала, кроме глянцевых журналов, да и в тех в основном разглядывала картинки.
Юля бережно расстегнула пояс, свернула его и спрятала обратно в коробочку.
— Отпад, — сказала она. — Ну давай, показывай, что там у тебя за идея.
Нина открыла альбом с зарисовками.
— Мне предложили сделать костюмы к «Королю Лиру». Не знаю, понравится ли им, но я решила применить эту же идею — шнуровку. Как ты думаешь?
«Мне не показала, а ей показала», — ревниво подумал Никита.
— Супер! Мегасупер! Если им не понравится, будут иметь дело со мной, — отчеканила Юля. — Нет, это полный балдеж! А это кто? Это для кого?
— Давай не будем загадывать, — мягко остановила ее Нина. — Расскажи лучше про Париж.
— Ну что, ну была фотосессия. Тамошние гримеры — полный мрак! Извозюкали мне всю физию тональным кремом, заштукатурили так, что я была как в темнице замурованная. А потом подвели глаза черным, как у Джека Воробья, синие веки, красные скулы — цирк! Я была в шоке. Ну, я все это быстренько смыла и говорю: «Буду сниматься в своем гриме или никак!» А у них профсоюз, представляешь? Они должны отработать свое. Я говорю: «Все, вы свое уже отработали». Так нет же, у них договор с какой-то фирмой: пользоваться только их косметикой. Еле уломала. Говорю: «Фирма ничего не узнает. Скажете им, что это их косметика». В общем, я им дала жару. Последнее слово осталось за мной.
— Юлька, я тебя сейчас пристукну! Из завещания вычеркну! Давай про Париж, а эти твои заморочки никого не интересуют. Расскажи, где ты была, что видела.
— Везде была. Все видела.
«Я прекрасна, но мне скучно», — расшифровал это Никита.
— Неужели тебе ничего не понравилось?
— Понравились химеры на соборе Парижской Богоматери.
— Да ну тебя! — с досадой отмахнулась Нина, но Никита поддержал гостью.
— Мне тоже очень нравятся химеры собора Парижской Богоматери, — вступил он в разговор. — Они напоминают нам о том, чем кончаются утопии.
— Прости, какая связь? — удивилась Нина.
— В сущности, «химера» и «утопия» — это одно и то же, — пустился в объяснения Никита. — Несбыточная мечта, фантазия. Только утопия представляется прекрасной — ну вот как коммунизм, светлое будущее человечества, — а как начнешь воплощать ее в жизнь, она оборачивается химерой. Чудовищем.
Улыбнувшись девушкам, Никита поднялся и ушел на кухню предупредить Дусю, что у них гостья.
— Дусенька, нам бы чего-нибудь легкого.
— Вот, уху варю.
— А расстегаи будут?
— А как же! Уже в печке сидят.
— Отставить! — шутливо скомандовал он.
Дуся прищурилась и воинственно подбоченилась.
— Кто захочет, поест, а кто не захочет, значит, сыт.
За обедом Юля своим глуховатым голосом продолжила рассказ:
— В общем, фотосессия — это ерунда. Но в сентябре пригласили на дефиле.
— Поедешь? — спросила Нина.
— Не знаю, там видно будет.
Нина выдержала паузу:
— А ты не хотела бы уехать туда насовсем?
— Без мамы я никуда не поеду. А ты что, хочешь меня сплавить? — прищурилась Юля.
— Не пори чушь. Просто я иногда думаю, что тебе там будет лучше.
— Мне и здесь хорошо. Давай не будем об этом.
Никита был страшно заинтригован, но решил ни о чем не спрашивать. Он заметил, что Юля ест как птичка. К расстегаям она не притронулась, но взяла немного осетрины с рисом. От вина отказалась:
— Спасибо, но я на машине.
— Никаких проблем. Я попрошу кого-нибудь из охраны, и вас прямо на вашей машине отвезут домой.
— А как назад вернутся? Я живу в Беляеве.
— Эти парни — Рэмбо. Они с Гималаев назад вернутся, если надо, не то что из Беляева… Проголосуют за развитие автотранспорта. Давайте выпьем за знакомство.
Он налил девушкам шабли — того самого вина, что они с Ниной пили в вильнюсском ресторане.
— Попробуй, — посоветовала Нина, — это сказочное вино. Я его в Вильнюсе пробовала. Ой, я тебе расскажу, что там было!
— Мне, пожалуй, пора. В другой раз. Хочу маме подарки отдать. Спасибо тебе за все. Спасибо, Никита, — повернулась к нему Юля. Она уже сменила платье от-кутюр на тот легкомысленный наряд, в котором прибыла в гости, не сняла только белые мокасины. — Это правда, что вы можете прижучить того гада, который подбросил Нине героин?
— Мухтар постарается, — дипломатично ответил Никита.
— Да уж постарайтесь, — со сдержанной яростью заговорила Юля. — Нам не будет покоя, пока он гуляет на свободе.
— Мне нравится, как вы говорите «нам», Юля, — одобрительно улыбнулся Никита. — Включите и меня в вашу компанию, хорошо? А этим гадом я займусь прямо завтра, с утра пораньше.
С утра пораньше ничего не вышло. Его не было на работе месяц, и стоило ему появиться, как навалились дела. Софья Михайловна Ямпольская давно уже ему говорила: «Никита, учитесь распределять обязанности. Не пытайтесь все делать сами, так вы долго не протянете». Он честно пытался. Уезжая в отпуск, распределил обязанности. Но, едва завидев его, сотрудники побежали к нему с бумагами: все хотели ввести его в курс дела, всем требовалось его одобрение. Он знал, что нельзя от них отмахнуться, нельзя сказать: «Принимайте решение сами». В общем-то, это было бы правильно, но, если так сказать, они обидятся и не поймут. Обнаружилась и одна по-настоящему серьезная проблема: его итальянский партнер самовольно поменял условия контракта, уже готового к подписанию.