— Они… погибли.

— Муж и жена?

— Прошу вас, оставим эту тему.

— Можно сделать вывод, что они трагически погибли?

— Если вам угодно.

— Что стало с детьми?

— Были отданы на воспитание родственникам. Огюст по достижении совершеннолетия наследовал дело отца. И добился больших успехов.

— Вы с ним общаетесь?

— Я бы с удовольствием. Огюст сторонится. Быть может, не хочет напоминаний о прошлом в моем лице. Это все, что я могу вам сказать.

— А что стало с другими детьми?

— Гражина вышла замуж и уехала в Варшаву. Про судьбу младшего мне ничего не известно.

— Но имя наверняка не забыли.

— Кажется… Теодор.

— Для чего используете хлороформ?

Господин Жос терпеливо улыбался:

— Я не использую хлороформ, с чего вы взяли?

— Но как-то же он применяется в парикмахерском искусстве.

— Раньше кое-кто чистил ножницы, но от этого быстро отказались. Есть куда более простые и безопасные средства. Чтобы голова не болела потом.

Гладкий старичок оказался на удивление твердым. Куда прочнее преданий семейства Монфлери. Следовало с ним повозиться подольше, но Родиона манила занятная вещица на стене. Просить ее бесполезно. Старик упрется и не отдаст. Из жадности или вредности. Очень вредный старикашка, в сущности.

Ванзаров оглянулся в тревоге:

— Вы только посмотрите, что делается! Семен Иванович, хулиганы вашу вывеску ломают, зовите городового.

С неожиданной прытью Жос побежал к дверям и высунулся. Вывеска мирно и чисто сверкала на всю улицу. И никаких разбойников. Кажется, сегодня его терпению досталось редкое испытание.

Семен Иванович собрался высказать гневное замечание и вообще намекнуть, что подобные шуточки недостойны полиции, но молодой человек смотрел глубоко наивными глазами:

— Ой, простите, мне показалось, что безобразие совершают.

Он наговорил вежливых глупостей, быстро попрощался и выскочил из салона. На полу осталась черная лужица. Семен Иванович печально вздохнул и осмотрелся. Оказалось, что его маленький и уютный мирок пострадал куда больше. На стене, где висели портреты дам в модных прическах, зияло пустое место. Одной фотографии не хватало. Жос испугался не того, что пропал старый снимок. Тревожило, что исчез именно этот снимок.

* * *

Затерявшись в толпе Невского проспекта, Ванзаров извлек краденое. На него смотрела молодая женщина с чуть пухловатыми щеками, неброской красоты, но гордого и независимого вида. На черно-белом портрете не узнать живой цвет волос. Скорее всего — темненькая, брюнетка. Причесана просто, волосы завернуты в тугой локон, который прилегал к голове свернутым крылом. Никаких украшений, даже серег нет. Платье строгое, с высоким воротом, закрывающим горло. Снимок сделан в 1875 году, судя по надписи. Мутность старой фотографии не мешала разглядеть много интересного в ее лице.

Родион вовремя спрятал снимок. Иначе фонарному столбу был бы нанесен большой вред. Обогнув препятствие, сыщик ускорил шаг, чтобы попасть в участок как можно скорей.

У дверей стояла полицейская пролетка. Городовой не слезал с козел. Незнакомый чиновник замахал и бросился навстречу:

— Господин Ванзаров, меня за вами послали. Господин Лебедев просил явиться, как только сможете…

Бесполезно задавать вопрос «что случилось?». Залезая на подножку, Родион только спросил:

— Где?

— В меблированных комнатах Петроковкина, — сказал чиновник, устраиваясь рядом с кучером, он же городовой, и добавил на всякий случай: — На улице Жуковского.

Адрес известный. Дом находился в ведении 1-го Литейного участка. Недалеко от «Дворянского гнезда».

Пристава было не узнать. Роберт Онуфриевич ходил из угла в угол, заложив руки за спину, и мрачно зыркал на своих чиновников, не смевших не то что шутить, и рта раскрыть. Бублик балансировал между гневом и отчаянием. Такого в его участке давненько не случалось. Чтобы за неделю два происшествия со смертельным исходом — и припомнить нельзя. Что с этим делать, было решительно непонятно. Первый случай кое-как удалось замять, даже тот дерзкий мальчишка про него забыл. Но нынче попал, так попал. Деваться некуда.

Больше всего пристава злило, что на своей территории опять оказался на вторых ролях. Честно говоря — на ролях прислуги. Опять распоряжается господин из Департамента полиции, да еще приказы отдает высоким именем Вендорфа. Против такого нечего возразить. Бублик выполнил все, что от него потребовали: вывел чиновников в прихожую, закрыл двери в комнату и задержал свидетеля, хоть свидетель не мог убежать. Но все это словно из-под палки. Господина Лебедева уважал, но всему же есть предел. Опять указания раздает. И кто только догадался сообщить ему. С этим умником он отдельно разберется.

Аполлон Григорьевич с полным безразличием курил сигару, выпуская дым на лестницу. Желтый чемоданчик был при нем. Торопливые шаги по ступенькам оторвали от созерцания обоев. Лебедев затушил окурок о случайную вазу и воспрянул.

Городовой посторонился. Ванзаров оказался в прихожей. Первым делом он поздоровался с приставом. Всегда милый Бублик буркнул что-то сквозь зубы и отвернулся. Господа участковые чиновники нестройно закивали.

— Еще одна? — спросил он, снизив голос.

— Скоро узнаете. — Лебедев подмигнул и громко сказал: — Роберт Онуфриевич, введите в курс дела господина чиновника для особых поручений.

— Семерчук, доложить! — прорычал пристав.

Из ряда шагнул вперед чиновник невысокого роста и чина, откровенно робея. Он с трепетом раскрыл папку заведенного дела.

Около девяти утра в снимаемую квартиру постучалась прачка. Ей никто не открыл. Она заметила, что дверь не заперта, и вошла. Уж больно не хотелось приходить во второй раз. Вскоре от ее криков была разбужена вся лестница. Прибежал швейцар, заглянул в квартиру и сразу кинулся за полицией. Прачке стало дурно, сидит в дворницкой, ее отпаивают каплями.

— Та самая, подружка швейцара из «Дворянского гнезда». — Лебедев многозначительно нахмурился. — Помните ее?

Родион помнил.

Швейцар показал, что около восьми утра приходил посыльный из магазина цветов. Пробыл недолго и сразу ушел. Других гостей не заметил. К жиличке обычно приходил один и тот же господин, но прятал лицо под шляпой и даже не здоровался. Вот и вчера был. Соседи по площадке никого не заметили и ничего не слышали. Кроме криков прачки.

Семерчук закрыл дело и ждал в тревоге. Не оплошал ли. Родион поблагодарил.

— А теперь маленький сюрприз. — Аполлон Григорьевич подхватил под локоть и подвел к двери. Он гостеприимно распахнул створку, пропуская вперед.

В комнате хорошая, но недорогая мебель. Обстановка не отличалась богатством или модными новинками. Обычное жилище с некоторым достатком. В помещении сильный цветочный дух от множества домашних растений в горшках. Молодая пальма развесила лапищи около изразцовой печи. Шторы темно-зеленого плюша украшали окна высокими волнами. Одна штора висела совершенно прямо. В стене напротив входных дверей торчал массивный крюк. Морской пейзаж, снятый с него, стоял на полу.