Они вышли, Субботин запер дверь и, пройдя вместе с Пластовым к подворотне, остановился.

– Действительно, получается какая-то несуразица. Вы уж. простите меня. Я довольно холодно вас встретил.

– Василий Васильевич, какие церемонии, сейчас не до этого. Надо понять, понять, как все было.

– Да, вы правы, понять. Счастье-то, вот счастье.

– Простите, вы о чем?

– Оказывается, вы честный человек, а? Я обязан, просто обязан уговорить вас, чтобы вы во что бы то ни стало выиграли страховку для Глебова.

– Но. я ведь и так хочу это сделать.

Субботин вздохнул, помрачнел.

– Хотите, вы правы. Д-да. Чертова история. Уговариваю вас, хотя вы и так. – Задрал голову, разглядывая полоску неба наверху. – Ладно, Арсений Дмитриевич, извините. Жду завтра.

Пластов назвал номер телефона юридической конторы Трояновского, с облегчением услышал голос самого Тиргина, сказал:

– Запомни: если ты хочешь оказать важную услугу хорошо известному мне и тебе лицу, ты должен выполнить мою последнюю просьбу. Ты слышишь меня, Владимир? Ближайшая нотариальная контора от тебя в десяти минутах ходьбы. Снять копию – секундное дело. Мне отступать некуда, но некуда отступать и тебе. Я не собираюсь угрожать, наоборот, взываю к твоему чувству долга. В бедственном положении находятся люди, у которых ты бывал. Дом, в котором ты был принят. Ты понимаешь, о чем я говорю? Это дело чести.

– Что ж, сударь… – Голос Тиргина дрогнул, в нем появилась хрипотца. – Что ж, сударь, я подумаю.

– Чтобы облегчить себе задачу, воспользуйся моим абонементным ящиком на Центральном почтамте, его номер – девятьсот девятнадцать. Интересующее меня отправление ты должен опустить туда сегодня же, иначе будет поздно. Повторяю: номер ящика девятьсот девятнадцать.

– Сударь, я подумаю.

– Мы, а значит, ты – перед последней чертой. Думать уже некогда. Итак, девятьсот девятнадцать, жду.

Вечером, войдя в зал центрального почтамта, Пластов внимательно огляделся. На первый взгляд все было как обычно и не вызывало подозрений. Подошел к абонементному ящику 919, достал ключи, открыл – и сразу увидел конверт. Распечатал – копия конфиденциального письма банка Мюллера Трояновскому. Датировано понедельником 12 июня, все совпадает, письмо отправлено сразу же после пожара. Текст копии, заверенной нотариусом, был кратким:

Вернувшись домой, Пластов потрогал кофейник – он был теплым. Скорее всего, постаралась Амалия Петровна. Налил кофе, отхлебнул, повернулся – и в дверях кухни увидел высокого человека со светлыми усиками и прищуренными голубыми глазами. Опущенная правая рука – с револьвером. Вот рука чуть приподнялась.

– Спокойно, господин Пластов. Не делайте лишних движений. И вообще делайте их как можно меньше.

– Кто вы такой? По какому праву вы в моей квартире?

Усмехнулся – углом рта:

– Вопросов задавать не нужно, их буду задавать я. Иначе не исключено, что я выпущу вам пулю в живот. Понимаете? Не слышу ответа? Повторить еще раз?

Что там ни говори, под дулом револьвера стоять неприятно. Особенно когда у человека такие глаза.

– Понимаю. Что я должен делать?

– Сначала поставьте стакан. – Проследил, как стакан опустился на стол. – Вот так. Теперь отойдите к тому стулу. Сядьте.

Пластов сел. Подтянув к себе стул, человек уселся напротив, у входа в кухню. Одет в серую тройку, на голове английское кепи, все сходится с рассказом Хржановича – типичный петербургский гуляка. Смотрит не отрываясь, руку с револьвером положил на колени.

– Господин Пластов, если вы будете благоразумны, я сохраню вам жизнь. Надеюсь, вы дорожите жизнью?

Пластов не ответил, поневоле покосившись на телефон. Человек рассеянно перехватил взгляд, вздохнул.

– Шнур я обрезал на всякий случай, чтобы нам не мешали. Уверяю: если вы ответите на мои вопросы, вы сможете позвонить. И вообще жить как вам хочется.

– Что вам угодно?

– Прежде всего, господин Пластов, я очень хотел бы знать, на кого вы работаете?

– Не понимаю. Я юрист.

– О, господин Пластов, не утомляйте меня. Вы можете прикрываться какой угодно ширмой, мне важно знать, на кого вы действительно работаете?

– Повторяю, я юрист, уже двенадцать лет состоящий в коллегии юристов. На кого я могу работать?

Человек повел подбородком, будто сдерживая зевоту.

– Именно это меня и интересует. Так на кого же?

По повадкам и по всему остальному – именно этот человек следил за ним на Съезженской. Тогда он вышел от Вологдина, сегодня был у Субботина. Может быть, здесь есть какая-то связь? Очень может быть, у Субботина он был и в тот день, когда подъезжал черный «фордзон». Вдруг, оскалившись, человек стукнул кулаком по столу, заорал:

– На кого, черт возьми? Отвечай, мерзавец, или я продырявлю тебя к чертовой матери! – Медленно поднял револьвер, прицелился. – Ну? Считаю до трех! Раз…

Похоже на игру, но рот все равно наполнился слюной. Черт его знает, вдруг выстрелит. Выдавилось само собой:

– Подождите. – Надо сообразить, быстро сообразить, какая связь между Субботиным, Вологдиным и этим человеком. – Подождите, давайте поговорим спокойно.

– Два. Не желаю говорить спокойно.

– С чего вы взяли, что я на кого-то работаю? Разве я давал повод? – Вдруг, удивляясь самому себе, крикнул: – Да подождите же!

Странно, это подействовало – человек опустил револьвер. Будто боясь, что он передумает, Пластов повторил:

– Действительно, какой я вам дал повод подозревать меня?

Смотрит, изучая.

– Повод? Да ты, негодяй, дал тысячу поводов. Какого черта ты суешь нос не в свои дела? Занимаешься защитой фирмы Глебова – так занимайся! – Ствол снова приподнялся. – Не-ет, мерзавец, я хорошо вижу, что тебе нужно… Хорошо… Ты думаешь, ты безнаказан – ну так знай, я стреляю без промаха. – Вот это да, палец на крючке дернулся, он сейчас выстрелит. – Последний раз, чтобы спасти свою продажную шкуру, отвечай, кто тебе платит?

Кто же это может быть. Немцы? Нет, не похоже. Наша контрразведка? Тоже вряд ли, они действуют по-другому. Человек оскалился.

– Встань! Встань и повернись к стене!

Пришлось встать и повернуться к кухонной полке.