В тот вечер я неоднократно пытался перехватить взгляд Кинетрит, но дочь Эльдреда сидела среди своих кузин, теток и подруг благородного происхождения. Они так суетились вокруг нее, что девушка вряд ли могла обратить на меня внимание. Один раз наши глаза все же встретились, но Кинетрит тотчас же отвернулась. Я решил, что это мне почудилось, и принялся болтать со своим соседом, чтобы прогнать эту особу из мыслей. В самый разгар пиршества, когда гомон в зале Эльдреда напоминал дикую песнь боевого строя скандинавов, я увидел, как Кинетрит рассеянно улыбнулась отцу, что-то шепнула ему на ухо и поднялась со скамьи.

— Мне нужно сходить отлить, — сказал я и начал проталкиваться сквозь толпу в ночную темноту.

Новая дубовая дверь со скрипом закрылась у меня за спиной, заглушая громкие голоса, доносящиеся изнутри. Я жадно глотнул прохладный ночной воздух, надеясь очистить голову. Однако на улице, в отсутствие людей, мне стало только хуже. Я даже испугался, что меня сейчас вырвет, понятия не имел, где искать Кинетрит, и сомневался, что мой заплетающийся язык сможет вымолвить что-нибудь связное, даже если мы встретимся. Поэтому я выругался, повернулся, собираясь возвратиться в зал, и тут увидел Кинетрит. Она стояла у древнего тиса, раскидистые ветви которого черным силуэтом виднелись на фоне костра, разведенного стражниками у главных ворот крепости. Девушка прислонилась к корявому стволу и смотрела на огонь.

Я тихо окликнул ее по имени, чтобы не испугать, но дочь олдермена не пошевелилась, будто ничего не услышала.

— Кинетрит, с тобой все в порядке?

Девушка прижала ладони к глазам и повернулась ко мне.

Я увидел, что она плакала, и спросил:

— В чем дело? Что случилось?

— Как тут что-либо может произойти? — холодно спросила Кинетрит и отвернулась. — Все счастливы. Это пиршество надолго останется в нашей памяти, правда, Ворон?

Она указала на шумный зал. Сквозь щели в ночную темноту струились полоски теплого желтого света. У меня закружилась голова.

Я уже готов был подтвердить, что мне еще никогда не приходилось бывать на таком великом пиршестве, но вовремя остановился, почесал длинную щетину на щеках и сказал:

— Я ничего не понимаю, Кинетрит.

— Да и как ты можешь понять? — отрезала девушка и покачала головой. — Ты ведь мужчина. Мой отец — олдермен. Все из кожи вон лезут, чтобы его ублажить, а он тем временем напивается до бесчувствия.

Я с трудом сдержал отрыжку, гадая, сколько меда влил себе в глотку.

— Эльдред наделает в штаны, затем затащит к себе в постель какую-нибудь девушку, а утром поедет на охоту с ее отцом. — Кинетрит отступила от тиса, обернулась и посмотрела мне в лицо. — А как же насчет моего брата? Проклятый Эльдред! Как же насчет его сына?! — воскликнула она. — Тело Веохстана еще не успело остыть, а они уже пиршествуют, поглощают форель, свинину и еще не знаю что. Сегодня нельзя устраивать праздник! Только не в этот день.

— Кинетрит, Эльдред радуется, что ты вернулась домой, живая и невредимая, — сказал я. — Любой отец на его месте поступил бы так же.

— Ворон, вынь свою голову из грязи. Отец радуется тому, что получил эту проклятую книгу. Вот в честь чего он устроил это пиршество, — заявила Кинетрит. — Из-за книги. Пусть тебя не вводит в заблуждение его показная набожность! — Последнее слово было пропитано презрением. — Серебро — вот бог, которому поклоняется мой отец. Ты способен себе представить, сколько денег можно получить за эту книгу?

В этот момент дверь в зал распахнулась, выпуская в ночь ругань, крики и смех. Какой-то мужчина вышел на улицу, зашатался и рухнул на колени. Его начало рвать. Я подумал о норвежцах, тела которых мы сложили на земле, перед тем как бросить их в затягивающий прибой.

— Твой отец — влиятельный человек, — произнес я. — Разумеется, он скорбит, переживая утрату сына. Но лорд не имеет права показывать свою слабость, особенно перед воинами.

Я вспомнил пустой взгляд Улафа, когда его светловолосый сын Эрик был убит стрелой всего в трехстах шагах от того места, где я сейчас стоял. Норвежец скрыл скорбь, чтобы не подрывать решимость своих младших товарищей.

— Эльдред печалится по-своему, — тихо добавил я.

Кинетрит отшатнулась и заявила:

— Ему вовсе не пришлось бы скорбеть, если бы он не послал тебя и ваших дьяволов к королю Кенвульфу. Если бы вы не пришли за книгой. Именно из-за вас погиб Веохстан. Из-за тебя, Ворон!

У меня не было ответа на эти слова, поэтому я уставился на струю белесого дыма, причудливым пером поднимающуюся к звездному небу.

— Я не та дура, за которую ты меня принимаешь. Это вы с моим отцом глупцы, если полагаете, что я поверила в вашу ложь.

— Я тебя не понимаю, Кинетрит.

— Отец сказал, что завтра утром ты отправляешься на поиски ярла Сигурда.

— Да, отправляюсь, — хмуро подтвердил я.

— Это никак не связано с Веохстаном? — с вызовом спросила она, проверяя, смогу ли я солгать ей в лицо.

В тот момент я многое с радостью сделал бы для этой прекрасной зеленоглазой, золотовласой девушки с сильным прямым носом, но сказать ей неправду не мог, поэтому отвел взгляд.

— Я знаю, что ты намереваешься перейти за вал короля Оффы и отправиться на поиски моего брата. Что ж, ты глупец. Веохстана нет в живых. Ты тоже скоро умрешь, отправишься прямиком в ад и будешь проклят на веки веков, как и все язычники.

Кинетрит, вероятно, искренне верила во все это, но у нее в глазах горела искорка, подобная последнему угольку, тлеющему среди остывающей золы. Этой искоркой был Веохстан. Девушка ни за что не призналась бы в этом, но она не рассталась с надеждой увидеть брата живым. Этого было достаточно, чтобы я с голой грудью пошел на сотню валлийских копий, изрыгая огонь и ярость.

Тут Кинетрит убежала в ночную темноту. А я стоял и пялился на звезды, которые упрямо не желали оставаться на своих местах.

* * *

С пением петухов я проснулся в зале Эльдреда, на полу, застеленном соломой. Здесь пахло перегаром, потом и прокисшей едой. Мне пришлось перешагивать через тела, ворочающиеся во сне, чтобы собрать оружие, доспехи и выйти на улицу. День обещал быть теплым. Легкий ветерок приносил аромат фиолетовых колокольчиков, желтых лядвенцов и волшебного красного клевера. Крестьяне начинали работу. Кудахчущие куры ковырялись в пыли, лаяли собаки, мычали коровы, весело звенели молоты в кузнице.

Я почесал ноющий затылок, достал из колодца воды и попытался смыть сон из глаз. На мое плечо легла рука. Я обернулся и увидел Пенду, дружинника Эльдреда, возвратившегося из разведывательного дозора от границ Уэссекса. Судя по внешнему виду, этот человек мог убить просто ради удовольствия. Жестокость, исходящую от него, буквально можно было чувствовать на запах. Он не носил ни бороды, ни усов. Огромный багровый шрам пересекал левую щеку воина и загибался под подбородок. Волосы на нем не росли, зато на голове они торчали во все стороны. Во время пиршества Пенда ясно дал понять, что моя персона ему не по вкусу, хотя и вынужден был с неохотой признать, что для щенка я пить умею. Он не знал, что поздно ночью, когда деревянная крыша у меня над головой начала кружиться, я выполз на улицу и полностью изрыгнул содержимое желудка в кусты боярышника.