– Значит, злишься, – он тяжко вздохнул. – Слушай, я не знал, что они собирались навестить свою учительницу. Честное слово.

– А что ты знал? – Она принялась разглядывать свои ногти.

– Ну случайно услышал что-то про учёбу в Москве. Настя с меня взяла страшную клятву, что никому не скажу. Я и представить не мог, что все так серьёзно будет.

– Кризис доверия, – пробормотала Ленка. – Кругом один кризис. И как теперь жить, спрашивается?

– Ты мне не веришь?

– Знаешь, в чём твоя проблема, Дубинин? Всё как-то вокруг тебя само собой рассасывается. Тебе даже пальцем не к чему прислюниться. Всегда приходит кто-то другой и тучи разгоняет руками.

– Не понял, – растерялся сероглазый.

– И не нужно. Меньше знаешь, лучше спишь.

Она, сделав загадочное лицо, зашагала в сторону учительской. Пора было отчитаться о поездке, а затем поговорить с Русалкой. Намечалась большая куча дел. Только на душе было отвратительно и совершенно без шансов на улучшение. Казалось, что отдираешь от себя что-то очень важное, и так болезненно, что хотелось выть.

Но в учительской уже верховодил Анатолий. Учителя, сияя улыбками, дослушивали его рассказ о поездке. Потом состоялся коллективный просмотр фотографий. Ленка, постояв в углу ненужным экспонатом, тихонько выбралась и пошла к Русалке.

– Присаживайся, – классная взволнованно прохаживалась перед доской.

– В учительской сейчас фотографии с экскурсии смотрят, – сказала Ленка, присматриваясь к ней в поисках подвоха, но, кажется, всё было спокойно.

– Позже посмотрю, – она села неожиданно рядом, не за учительский стол, а за парту через проход. – Лена, твой папа сказал, что это ты ему посоветовала со мной встретиться.

– Типа того, – напряглась Ленка. Упоминание отца всегда предвещало неприятности.

– Знаешь, – Русалка выглядела задумчиво и неожиданно просветлённо, – я все эти годы жила с ощущением того, что у меня украли что-то очень значимое, без чего моя жизнь казалась такой пустой. Но когда я увидела Лёлика, – она не удержалась от застенчивой улыбки, – мне вдруг стало так смешно, что я всё это время страдала из-за него. Носила эти дурацкие пончо. Он же мне подарил одно на день рождения. И с тех пор я, как дурочка, не могла жить без этих балахонов.

– Ага, без пончо вам гораздо лучше, – согласилась Ленка.

– Там, в кафе, когда мы встретились, я поняла, что сама сделала свою жизнь такой пустой. Я перестала жить. Цеплялась за прошлое, лелеяла обиды. К тому же оказалось, что я помню совершенно другого Лёлика. Тот был нескладным старшеклассником с вечно холодными руками, который мог часами декламировать стихи. А этот, сегодняшний, совершенно другой человек. Он, конечно, интересный мужчина, но у нас нет ничего общего.

– Значит, хэппи-энда не будет?

– Нет, – она светло улыбнулась. – Если ты имеешь в виду счастливое воссоединение сердец. Знаешь, ты помогла мне очень многое переосмыслить, – она вдруг спохватилась: – Я, наверно, много говорю?

– Вовсе нет, – Ленка слегка поёрзала на стуле. – Просто необычно как-то. Вы мне всё рассказываете. И так откровенно.

– Так получилось, что я тоже часть твоей семейной истории. И мне подумалось, что ты имеешь право знать.

Ленка тут же представила фамильное древо. Ветка по имени «отец» торчала особняком и даже топорщилась шипами.

– Он вас чем-нибудь обидел?

– Нет, что ты. Лёлик был сама галантность. Мы просидели до глубокой ночи, всё вспоминали разные случаи из школьной жизни.

Русалка вновь углубилась в воспоминания, перебирая их, как разноцветные камешки. Каждое, в тон своему цвету, преломлялось в её глазах особым сиянием. И наблюдать за этой радужностью было как-то неловко, словно подсматриваешь в замочную скважину.

– Ну, раз так, – Ленка встала, – я пойду?

– Да, да, – очнувшись, горячо закивала она и, не усидев на месте, сорвалась следом. – Лена, как ты думаешь, если я позвоню Кате, она будет со мной разговаривать?

– Мама? – Ленка сделала глубокомысленную паузу, для усугубления значимости момента. – Конечно. Она очень воспитанный товарищ и всегда готова к диалогу.

– Ох, я ей такого наговорила в последний раз, – Русалка заметно покраснела, – что и вспомнить стыдно.

– Не волнуйтесь, моя мама очень понимающий и чуткий человек.

– Тогда я позвоню, – она оживилась и задорно встряхнула волосами. – Двум смертям не бывать. Сегодня же позвоню.

Ленка в лёгком ошеломлении вышла из кабинета. Было очень неожиданно услышать от взрослого человека такие откровения. И, хотя она была провоцирующим элементом в этом добром деле по воссоединению сердец, всё равно никак не предполагала, что с ней, как с подругой, будут делиться наболевшим.

Жаль, что у них не сложилось. Хотя задумано всё было, конечно же, гениально, но на отце опять срикошетило. Или всё же дело не в нём, а в том эфемерно-неуловимом, что зовётся настоящей любовью? Знать бы ещё, как она выглядит, эта любовь.

– О чём говорили? – От стены отклеился маявшийся в ожидании гот. – Что-то просочилось о бандерлогах?

– Нет. О них ни слова. Но мы говорили о жизни.

– Серьёзно? – не поверил он. – В честь чего это?

Ленка только вздохнула, осознав невозможность даже намекнуть ему на предмет разговора.

– Слушай, может, в кино сходим? Срочно хочется новых впечатлений.

– Пошли, – не задумываясь, согласился Вересов. – Сегодня боевик классный идёт. Ближайший сеанс через полчаса.

Сзади, со стороны лестницы, что-то гулко шлёпнулось, и кто-то торопливо зашагал наверх. Ленке мельком почудился силуэт Сашки. Только этого не могло быть, она ведь уже давно ушла домой.

К вечеру выглянуло солнышко, подсушило слякоть, и город местами смотрелся почти празднично.

– Тебе понравился фильм? – Гот весело размахивал сумкой, демонстрируя замечательное настроение.

– Да, – Ленка усмехнулась. – Даже не ожидала, что будет так забавно.

– Ты что, такое мочилово классное. Хрясь-хрясь – и в дамки. Всё жутко серьёзно.

Он изобразил, что замахивается топором. Хотя, может быть, он имел в виду меч.

– Ага, то-то ты прохихикал весь фильм.

– Так то были ржачные моменты, – пояснил гот, глубоко впечатлённый увиденным действом.

– Всё с тобой ясно, Вересов, – улыбнулась Ленка, ловя себя на том, что тоже размахивает зонтом. – Детский сад в тебе ещё не умер.

Гот сделал вид, что не расслышал такого уравнивания с малышнёй, но отчётливо был счастлив тем, что развеселил её.

– Погуляем? Или ты, как добросовестная девочка, пойдёшь учить уроки? – спросил он, всё ещё размахивая невидимым оружием.