Грубая рука в перчатке схватила Дарнли за плечо, а кто-то еще заломил ему руки за спину и прижал к широкой груди в доспехах. Человек попятился и оторвал Дарнли от земли, хотя он беспомощно дрыгал ногами.

– Тебе не стоило надеяться на спасение, – продолжал знакомый голос, словно объясняя очень простую вещь. – Пора платить по счетам.

– По каким счетам? – проблеял Дарнли.

– Ты остался в непростительном долгу, когда предал своих родственников. Тот, кто предает свой клан и родню, не имеет права на жизнь.

Арчибальд Дуглас! Слава богу, это не Босуэлл.

– О, кузен, – захныкал Дарнли. – Не совершай худшее преступление, убивая своего родственника! Кровь взывает к крови: не навлекай на себя возмездие!

Послышался тихий смех. Дуглас приблизил рот к лицу Дарнли:

– Ты и в самом деле простофиля, родич. Нет, вина падет не на нас, а на Босуэлла.

Его мощные руки потянулись к худой шее Дарнли.

– Нет, нет! Пожалуйста, смилуйтесь надо мной! Пощадите меня ради того, кто сжалился над целым миром!

Дуглас сдавил его горло, продолжая улыбаться. Он чувствовал, как вялая плоть подается под его пальцами. Дарнли извивался и отбрыкивался, но безымянный мужчина, стоявший сзади, крепко держал его.

Дарнли боролся так долго, что у Дугласа заболели пальцы.

– Упрямый паршивец, – деловито сказал он. – Кто бы мог подумать, что в нем осталось столько сил?

В следующий момент появился Тейлор, тащивший за собой стул. Мужчины повернулись к нему, оставив Дугласа и его спутника разбираться с Дарнли.

– Еще один, – проворчал Дуглас. – Убейте его.

Тейлор выронил стул и побежал прочь, но трое Дугласов догнали и быстро задушили его.

– Славная работенка, – промолвил Арчибальд Дуглас. – Положите их рядом.

Они оставили тела под старым грушевым деревом в саду и разбросали вокруг вещи, которые принес Тейлор, словно подношение свирепым богам своего клана.

* * *

Босуэлл довольно долго стоял на безопасном расстоянии, но ничего не происходило. Может быть, погас запал?

– Пойду, проверю порох, – прошептал он Парису.

– Нет! – слуга обхватил его за пояс. – Не приближайтесь к дому, это слишком опасно!

Босуэлл стряхнул его руки и быстро направился к дому. Внезапно мощный треск оглушил его, а мгновение спустя ударная волна швырнула его на землю. Он ощутил палящий жар в правом боку, выглянул из-под руки и увидел, что сила взрыва превзошла его ожидания. Дом фактически оторвался от фундамента, и даже камни отделились друг от друга: он видел яркий красный свет между прямыми темными линиями обтесанных блоков. Град обломков посыпался сверху. Босуэлл кое-как поднялся на ноги и побежал изо всех сил, не обращая внимания на куски, падавшие вокруг него. Сейчас один-единственный камень мог произвести такой же эффект, как прямое попадание пушечного ядра.

Наконец, оказавшись за пределами смертоносного града, он стал с мрачным удовольствием наблюдать за разрушением дома. Сила взрыва оказалась ошеломительной. Он мог бы убить сто человек, пятьсот…

И все это ради того, чтобы разделаться с одним. Но дело того стоило, если гарантированно обеспечивало его смерть. Зло трудно убить.

Еще один мощный взрыв сотряс дом, и столб огня поднялся в ночное небо.

Что, если бы Мария находилась там, как планировал Дарнли?

Еще немного оглушенный, Босуэлл направился к Холируду, держась темных переулков и огибая рухнувшие участки стены. Нужно было рассказать Марии о случившемся и рассеять ужасное видение, когда он представил ее гибнущей в бушующем пламени.

Люди выбегали на улицу, кричали и указывали пальцами. Закрыв лицо полой плаща, Босуэлл пробирался между ними. Было слишком темно, чтобы кто-то мог узнать его, но врожденная осторожность никогда не изменяла ему.

Босуэлл вошел в Холируд через заднюю дверь в своем крыле дворца. Он собирался направиться в покои Марии, но оказалось, что уже слишком поздно. Коридоры наполнились возбужденными слугами и стражниками. Он поспешно вернулся в свою комнату, разделся и нырнул в постель. Его одежда еще не успела остыть, прежде чем раздался стук в дверь. Один из дворцовых стражников едва ли не вбежал внутрь.

– В чем дело? – спросил Босуэлл, протирая глаза.

– Дом короля взорван, и я думаю, он погиб!

– Измена! – вскричал Босуэлл, вскочив с кровати так же быстро, как и лег, и схватил одежду.

Граф Хантли с всклокоченной светловолосой шевелюрой вошел в комнату в сопровождении Аргайла и Атолла.

– Нужно идти к королеве! – сказал Босуэлл, натягивая второй сапог.

Они торопливо вышли в коридор и направились в покои Марии. Приемный зал наводнили перепуганные слуги.

– Грохот как от двадцати пушек! – воскликнула Мэри Сетон, схватив Босуэлла за рукав. – О, сэр, что это было?

– Откуда я знаю, черт побери? – отрезал он и отодвинул ее в сторону. Неужели люди уже начинают подозревать его?

– Измена! – причитал один из французских пажей. – Они идут за нами!

– Тогда будь мужчиной! – рыкнул Босуэлл. – Стой и дерись!

Внутренняя дверь покоев королевы была открыта, и она стояла на пороге с распущенными волосами, одетая лишь в ночную рубашку. Она обратила к нему озадаченный и умоляющий взгляд.

– Мы слышали ужасный шум, вроде грома и пушечной пальбы, – сказала она. – Что произошло? Кто-то напал на нас?

Босуэлл набрал в грудь воздуха. Она обращалась к нему, а не к кому-то еще.

– Нет. Произошло страшное несчастье. Король умер, он погиб при взрыве дома.

– Умер? – казалось, она не понимает его.

– Умер, – повторил он, глядя ей прямо в глаза.

– Откуда мы знаем об этом? – спросил Хантли. – Нам известно о взрыве, но мы не знаем, каков ущерб и выжил ли кто. Почему вы так говорите? – требовательно обратился он к Босуэллу.

– Если он не находился далеко за пределами дома – что маловероятно в этот час и с учетом его состояния, – то у него не было шансов.

«Я позаботился об этом, – подумал он. – Когда мне приходится убивать, я довожу дело до конца. Но я не радуюсь этому, в отличие от вас».

Мария беспомощно оперлась на мадам Райе – от шока или от облегчения?

– Идите, – тихо проговорила она. – Идите и посмотрите, что случилось.

– Слушаюсь. – «С удовольствием», – подумал он.

Он жестом позвал остальных за собой и вышел из комнаты.

* * *

Мария смотрела, как Босуэлл и его спутники выходят со двора на Кэнонгейт. Слева вдали, где стоял Кирк-о-Филд, все еще поднимались клубы дыма. На улицах царила суматоха.