Черт с ним! Хоть и занятно, но опустим завесу над дальнейшими гнусными подробностями.

Роман с министром продолжался все лето. К началу учебных занятий в университете, когда из Англии возвратился бывший возлюбленный, Лена стала неузнаваемой. Она тщательно готовилась к их первой встрече после летней разлуки. Могу себе представить, как она мечтала отыграться по полной программе. Дневник отражает все ее надежды и переживания. Разумеется, она представляла себе онегинский сценарий развития событий. Он пишет любовные письма и падает перед ней на колени с отчаянными воплями: «Ужель та самая Татьяна?» – а она холодна и непреклонна. Но все оказалось совсем не так, как Лена себе нарисовала в воображении. Олег весьма цинично отреагировал на «перерожденную» провинциалку, Лена почувствовала себя оскорбленной в лучших чувствах, между ними произошла бурная перепалка.

Я пролистал еще пару страниц.

Наступила осень. Савелов-старший снял для Лены двухкомнатную квартиру в доме с тихим тенистым двором, возле станции метро «Киевская». Их роман держался в секрете.

Лена во всех подробностях вела учет праздникам и тихим холостяцким вечеринкам, устраиваемым министром на квартире любовницы для себя и для ближайших друзей. Список этих самых друзей поражал воображение. Лена коллекционировала знаменитостей, как энтомолог-любитель коллекционирует бабочек и жуков. Артисты, госчиновники, генералы, частные охранники, силовики, бывшие шпионы – сколько всяких интересных личностей с громкими и, наоборот, совершенно неизвестными широкому кругу фамилиями перебывало за год в квартире на «Киевской»!

Лена постепенно входила во вкус. Она начинала воспринимать себя не просто как провинциальная девчонка, вытащившая счастливый билет. Она находила в своем новом положении некую философскую подоплеку. Она поразительно быстро училась искусству приносить наслаждение:

«Я – гетера. Я умею приносить не только физическое наслаждение. Со мной мужчина забывает обо всем, что творится за стенами квартиры. Я могу сделать так, чтобы он всем своим существом, до последней клеточки мозга наслаждался мной. В принципе им даже не обязательно спать со сной. Они и так могут наслаждаться моим обществом. Объектов для банального траха полно. А я чувствую, что даже мой взгляд заставляет мужчину трепетать и испытывать какое-то новое ощущение. Что это, сказать не могу, но это есть».

А может быть, ей и не надо было учиться? Тем более не у кого было… Может, права Алла, и это врожденное?..

…На следующее лето министр увез Лену с собой в Сочи, затем на дачу в Завидово… В университете она почти не появлялась. Летнюю сессию перенесла на осень, сославшись на болезнь матери. Осенью, боясь, как бы ее не отчислили, она впервые пожаловалась на свои трудности Савелову. Проблема была решена в считанные минуты, одним звонком проректору по учебной части. Больше ее не беспокоили такие мелочи, как хвосты и задолженности по семинарам. Оценку «хорошо» она получала автоматом.

…Я невольно вздохнул, вспомнив, как сам ночи не спал накануне сессий, с каким остервенением вгрызался в гранит наук, и все ради чего?.. Чтобы теперь рисковать своей шкурой за десять адвокатских сребреников да протирать штаны в пыльном зале юрконсультации или суда? Да, не судил мне Бог родиться длинноногой блондинкой с пышной грудью, тонкой талией и «без комплексов», как пишут в объявлениях для знакомств, и должен я теперь всю жизнь в поте лица зарабатывать хлеб свой насущный. Эх, эх…

Сидя в кабинете оперативников на третьем этаже желтого здания на Петровке, 38, Петя Трофимов рассказывал и рассказывал, и, по мере того как вырисовывались все новые подробности появления в медвытрезвителе неизвестного гражданина с радиоактивным цилиндром, в тесный кабинет следователя набивалось все больше народу…

Поначалу, не желая выступить в малопочетной роли предателя коллективных интересов, Петя старался как можно в более выгодном свете представить поведение дежурного капитана, сержанта Семушкина и самого себя в то ночное дежурство, но оперативник задавал такие прямые и недвусмысленные вопросы, что несчастному молодому врачу ничего не оставалось, как выложить голую правду. Клиент в одних трусах и носках сбежал из туалета вытрезвителя через окно, протокол о его задержании дежурный капитан уничтожил, а вещички приказал выбросить в мусорный бак… Мысленно ежась при мысли, какие печальные последствия может иметь это из ряда вон выходящее происшествие для капитана и Семушкина, Петя Трофимов о своей роли в этом деле рассказывал без прикрас, с мазохистской искренностью и жаждой понести наказание.

Он рассказал, как развинтил цилиндр, как увидел внутри непонятную запаянную с двух концов колбу из толстого стекла, как, испугавшись, отвез цилиндр в лес и закопал в безлюдном месте.

Затем он рассказал, что спустя несколько дней после «утилизации» цилиндра, вечером, в подъезде дома его подкараулили двое неизвестных и, угрожая, стали требовать вернуть цилиндр. Как Петя пообещал им привезти цилиндр, как все утро прошарил по лесу в бесплодных и отчаянных поисках, а поняв, что до встречи, указанной бандитами, он не успевает, решил обратиться в органы…

Его складный рассказ прервался внезапным и громким шлепком ладони по столу.

Оперуполномоченный выслушал Петю, подумал, взял трубку внутреннего телефона и набрал три цифры.

– Вячеслав Иванович! Здесь дельце очень интересное…

Через пять минут Петю препроводили в гораздо более просторный кабинет начальника МУРа, где ему пришлось повторить свой рассказ заново.

Грязнов внимательно слушал кающегося, опустив глаза в стол и механически вычерчивая остро заточенным карандашом карикатурных чертиков на листе перекидного календаря. Со стороны могло показаться, что мысли Вячеслава Ивановича бродят где-то совсем далеко. Пете казалось, что его попросту не слышат. Тогда он начинал сбиваться, спотыкаться и умолкал на полуслове, совершенно теряясь.

«Кажется, я дурака свалял, что к ним приперся! Да им всем наплевать на то, что я рассказываю!» – думал Петя.

– Как они тебя нашли? – не поднимая глаз от карикатурных чертиков, спросил Грязнов.

Петя понял, что тот не пропустил ни слова из его рассказа.

На столе зазвонил телефон. Грязнов поднял трубку, выслушал говорившего, коротко ответил: «Да… Нет… Сейчас я занят… Минут через двадцать…»

– Так как эти бандиты на вас вышли? – повторил он, впервые поднимая голову и внимательно глядя на Петю.

Оперуполномоченный, сидевший за отдельным столом и записывающий в протокол показания допрашиваемого и к которому Трофимов вынужденно сидел спиной, не сводил взгляда с Петиного затылка.

– Они в вытрезвитель приходили, – смущаясь, признался Петя.

– И что?

– Спрашивали, кто дежурил такого-то числа? Мол, их родственник у нас находился, сумку с ценными вещами потерял, они ищут.

– Дальше…

– Ну, дежурный проверил по графику и сказал, что наш наряд дежурил.

– И фамилии, и адреса дал? – насмешливо переглядываясь с оперуполномоченным, спросил Грязнов.