«Мне взять все-все свои вещи?»

«Конечно, детка!»

— Таллури, я очень волновался из-за тебя!

— Лим, больше нет необходимости обсуждать это.

И одновременно:

«Торис, мне кого-нибудь предупредить, что я ухожу?»

— Я давно тебя не видел.

«Детка, ты имеешь право не сообщать о своем решении никому, но с друзьями стоит попрощаться».

— Сутки-двое, не больше, Климий. И — до свидания, я ухожу.

— Что значит — «до свидания»? Куда это «ухожу»?

«Мне объяснить ему?»

«Думаю, это будет правильно».

— Лим, я буду пока жить в доме господина Джатанга-Нэчи.

— В качестве кого, Таллури?!

«Он спрашивает, в качестве кого я буду жить у тебя, любимый? Мне все равно, но как ему лучше ответить?»

«Ответить правду: ты — моя невеста».

Она приняла это в сердце, как впитывает влагу цветок в пустыне, но «сказала» другое:

«Я сделаю ему больно, Торис. Мне жалко его».

«Жалость для мужчины унизительна. И он всё знал наперед. Я предупреждал его. Люблю тебя!»

«И я тебя, любимый!»

— В качестве невесты, Лим.

— Это… это безумие! Это невозможно!

— Лим, не говори ерунды! Не говори ничего! А объяснять я ничего не буду, прости.

«Я возвращаюсь, Торис». «Жду тебя, детка, милая».

Оставив расстроенного и растерянного Климия в своей (теперь бывшей) комнате, она убежала…

— …и это невозможно! — донеслись до нее слова жреца храма Судьбы, странно перекликающиеся и с последним возгласом Климия, и со словами дельфийской пифии.

— Мне это известно, — спокойно произнес ему в ответ господин Нэчи. — Но известно мне так же и то, что существует ритуал, известный в народе как «Ритуал двух сердец». Я слышал, что его действие так сильно, что невозможное меняется на возможное.

— Суеверие! Суеверие! — замахал жрец руками и даже отшатнулся. — Судьбу меняет лишь Бог Единый!

— Так помолись Ему, жрец! Во время ритуала и помолись, — господин Джатанга-Нэчи, проникновенно глядя жрецу прямо в глаза, вложил в его ладонь кожаный мешочек с золотом.

Лицо служителя занялось пунцом:

— Вы оказываете на меня давление! — мешочек незаметно исчез в складках его хламиды.

— М-м? Разве? — господин Нэчи задумчиво возвел глаза к бесконечно высокому куполу храма. — А пожалуй, вы правы, я оказываю давление. Простой ритуал — и вы сможете произвести полный ремонт подсобных помещений, а заодно — наполнить корзины продуктами для раздачи бедным, — и второй мешочек перекочевал вслед за первым.

— Ах, да что я упираюсь, — со вздохом пробормотал жрец себе под нос. — Меня же учили всем древним ритуалам и этому тоже. Пусть никто им не пользуется многие-многие годы, но он же продолжает существовать.

— И его никто не отменял, — тихо подсказал господин Нэчи.

— И его никто не отменял, — послушным эхом повторил жрец и вдруг хлопотливо воскликнул: — Но ведь гарантии все равно не будет!

— Не будет, — согласился его собеседник, — зато надежда укрепится. Что может быть сильнее надежды?

— О да, вы правы, — кивнул жрец и окончательно решился: — Стойте и ждите.

Ушел. Вернулась тишина. И опять залетали с места на место белые птицы.

— Торис, — шепотом окликнула Таллури.

— Что, малыш?

— Я не покажусь тебе излишне любопытной, если спрошу, что это за ритуал такой — для двух сердец?

— Последние два часа ты настораживающе нелюбопытна, — улыбнулся он. — Ты удивительно долго терпела. Так вот, по поводу ритуала. Он предназначен для тех двоих, кто в этой жизни лишен возможности стать супругами. Он связывает их жизни, чтобы любящие не потеряли друг друга в будущем воплощении, — он наклонился и нежно коснулся губами ее уха. — Старики говорят, что, видя такую любовь и верность, а кроме того — твердое намерение не расставаться, Судьба иногда и в этом воплощении меняет свой ход, и…

— …и мы могли бы пожениться и в этой жизни? — с затаенной надеждой спросила она.

— Может быть. Всегда есть надежда. Я приходил сюда несколько дней тому назад. Просто попросить жрецов помолиться за нас с тобой — простой ритуал призвания помощи и благословения Бога. Не зная о нас ничего, жрец приступил к молитве, стоя напротив завесы алтаря, но вдруг обернулся ко мне и, прервав сам себя, прошептал: «Невероятно! Одно противоречит другому: с одной стороны, ваши судьбы соединить невозможно. В этой жизни — невозможно! С другой — они УЖЕ соединены! И соединены крепче крепкого». Я нетерпеливо попросил его продолжить, а он забормотал: «Я не знаю… не знаю, как продолжить ритуал: в этом случае его части не согласуются друг с другом». Я сказал ему лишь:

«Делай свое дело, жрец, произнеси все положенные молитвы. Теперь, как, впрочем, всегда, в воле одного лишь Бога принять решение!»

По залу вдруг пошло движение — дружнее залетали птицы, появились невесть откуда музыканты и певцы, служки внесли цветы, душистые благовония, светильники. И вошли жрецы. Семь жрецов в белых одеждах и красных кушаках.

На стоящую перед алтарем пару с улыбками и песнями, под нежные звуки флейт и ритмичный, как биение сердец, стук тамбуринов, набросили гирлянду цветов — одну на двоих. Гармония плавных звуков, то протяжных и возвышенных, то радостных и окрыляющих, наполнила храм. Это привлекло людей с улицы — посмотреть на редкостное событие захотелось многим, и постепенно зал наполнился. Люди смотрели на офицера и девушку, стоящих перед алтарной завесой, с одобрением и радостным любопытством: еще бы, древний ритуал! И лица у этих двоих, несмотря ни на что, счастливые. Рядом со счастьем других находиться приятно. И всегда есть надежда — а что если Судьба расщедрится и оделит подарком и кого-нибудь из присутствующих?

Запах благовоний закружил голову, и Таллури вскоре едва могла ориентироваться в пестром смешении толпы, храмовых танцовщиц и музыкантов, служек и жрецов, постоянно переходящих с места на место и произносящих то одну молитву, то другую.

А в какой-то момент один из жрецов приблизился к ним. Он держал в руках белую птицу. Стихла музыка. Лишь постукивал, как сердце храма, как сердце ритуала, большой барабан. Под эти гулкие звуки жрец вопросил:

— Сейчас я задам вопрос, и вы ответите. Не думая, скажите первое, что придет на ум, и произнесите хором: что вы будете помнить друг о друге всегда?

— Ее характер и этот восхитительный настороженный взгляд! — сказал он.

— Его глаза, бездонные, как море, и голос — как рокот грозы! — сказала она.

Жрец разжал руки — птица взмыла вверх и описала круг над их головами.

— Принято, — заключил жрец.