— Почему? — парадоксальным образом Таллури стало обидно за Климия.

— Потому что нежность, забота и любовь Климия Отбанта — это, может быть, и прекрасно, но совершенно недостаточно для такой личности, как Таллури нид-Энгиус. Таллури необходимо все это, но нужно также и нечто иное, нечто большее.

— Больше, чем любовь и счастье?

— Больше, чем простые земные чувства. Он сказал, что ты — летящая, сновидящая, что ты — энергия-поток, энергия-море. Что с такими мужчинами, как я (он так сказал), ты превратишься в «не саму себя», зайдешь в тупик, заблудишься в лабиринте обыденности, пропадешь как личность.

— С кем же мне суждено счастье?

— Больше он не сказал ничего. Только предупредил меня, что если я не усмирю своих чувств… Впрочем, тут мы едва не подрались, и он легко убил бы меня на месте. Я видел, что он едва сдержался. Довольно об этом. Главное я тебе рассказал.

* * *

Конечно, Таллури до самого утра не сомкнула глаз. Климий, кажется, тоже не спал: она слышала, как он вздыхал и ворочался. На рассвете она все же впала в легкое забытье. Сквозь набегающие волны зыбкого сна ей мерещились странные звуки, плывущие из глубины леса, — то ли хрипы, то ли тяжелое дыхание, то ли треск ломаемых сучьев. Таллури, не просыпаясь, силилась «увидеть» это странное, но ничего не получалось.

Вздрогнув, проснулась, как от толчка в плечо: у входа в их шалаш безмолвно стоял человек — в плаще до земли и в надвинутом на самые глаза капюшоне. В ту же секунду проснулся и Климий:

— Кто вы?

— Лим, я знаю, — ответила за незнакомца Таллури. — Это монах Илг, помощник Энгиуса. Верно? — обратилась она к человеку в плаще.

Тот кивнул, затем шепотом, оглядываясь на лес, проговорил:

— Энгиус сказал: «Возвращайтесь. Встреча невозможна». Едва прозвучали последние слова, он отступил назад, почти мгновенно «растаяв» в предрассветном тумане.

— Э-э?.. — спохватился Климий. — Что случилось?

Из тумана приглушенно донеслось:

— Твари.

Климий обернулся к Таллури:

— Ты что — нибудь поняла?

— Поняла. Ящеры — мутанты добрались до этой горной гряды. Энгиус, скорее всего, ушел. Впрочем, может, и нет, лишь предупреждает об опасности. Я проверю его пещеру.

— Ты пойдешь туда?! — воскликнул Климий. — Ты с ума сошла! После такого предупреждения!

— Я не зову тебя с собой. Энгиус вполне мог остаться, он же ничего о себе не сообщил. И закрыт для телепатического общения. А я имею право на последнюю встречу. Пойду. А ты возвращайся.

— Я не отпущу тебя одну.

— Лим, мне одной даже легче будет пройти, я «закроюсь» от внимания живых существ, меня Энгиус научил.

— Может, и так, — пробормотал расстроенный Климий. — Я «закрываться» так и не научился. Что же делать мне?

— Возвращайся к Трассе. А лучше — в Университет. Я «позову», если что, договорились?

Они не упоминали о вчерашнем разговоре в это тревожное утро. Но Климий вдруг взял Таллури за руку, склонился и поцеловал ее в открытую ладонь, и Таллури поняла, что он не намерен забывать вчерашний вечер.

Быстро, пока Климий не передумал и не собрался идти с ней, Таллури ушла вверх по тропе.

До пещеры она добралась даже быстрее, чем предполагала. Отдышавшись, огляделась: пусто. «Просканировала» пещеру и всю площадку вокруг — пусто. Пусто было и на той части тропы, что неприметно уходила за площадку, дальше, на неведомый ей перевал.

Внутри пещеры всё было странно. Соломенный тюфяк сдвинут неаккуратно в сторону со своего обычного места, опрокинута большая чаша с водой, а огромная ветка, догоравшая, как видно, последней в костре, была явно оставлена без присмотра: обугленный конец не был придвинут к центру кострища, как Энгиус обычно делал, а выдавался далеко за его край. Всё говорило о том, что жилище было покинуто хозяином наспех, если не сказать — экстренно.

«Надо возвращаться, — устало подумала Таллури. — Энгиус сюда не вернется». Сознание ее было напряжено, она постоянно прислушивалась к окружающему пространству, продолжая «сканировать» его. Но все же некоторое время посидела в пещере своего опекуна, прощаясь с ней и заочно с ее хозяином. Нехотя встала, чтобы уйти.

И вдруг за спиной послышались странные звуки — то ли шуршание, то ли скрежет. Таллури стремительно оглянулась и оторопела: в темном углу пещеры, там, где бил родник, из-за груды камней выглядывали три змееподобные головы величиной с кулак взрослого мужчины, увенчанные шишкастыми наростами. Три пасти, полные мелких острых зубов, были приоткрыты и, явно голодные, истекали слюной.

«Звероящеры! — ошеломленно поняла Таллури. — Да как же это?! Я же «сканировала»! — и тут же догадалась: — Это детеныши зверей, подвергавшихся облучению и выживших, а значит, они могли приобрести исключительные защитные свойства!» Мутанты вполне могли обладать сверхчувствительностью и умением «прятаться» от сенситивных людей — новая форма приспособительных реакций.

Надо было срочно уходить. Убегать! Но она понимала: обнаружь она страх, эти твари тут же бросятся на нее. И она стала медленно отступать назад, к входу пещеры и дальше — по площадке, не поворачиваясь к ящерам спиной и «очертив» вокруг себя охранительное пространство. Это пока по— могало: то ли детеныши были глупы, то ли страх Таллури еще не превысил ее защитных сил. Шанс на спасение был.

Но, выбравшись на открытое пространство перед пещерой, она с ужасом поняла, что надежды на спасение у нее практически нет: прямо перед ней, заслоняя огромной тушей проход к тропе, ведущей вниз, в спасительный лес, стояла немыслимых размеров самка звероящера. Отвратительное чешуйчатое тело с кожистыми перепончатыми крыльями, когтистые лапы, злобно скребущие дёрн, пыхтение и смрад, идущие из желтозубой пасти, — мать детенышей была ужасна.

Холодный пот мгновенно пропитал тунику, и она прилипла к спине, холодя и без того дрожащее от страха тело. Таллури огляделась — отступать можно было только к перевалу. Но она совсем не знала этого пути! Знала лишь (и Энгиус неоднократно предупреждал), что это невероятно опасный путь — узкая полоска каменистой, постоянно осыпающейся тропы по самой кромке скалы. Оступишься — улетишь в пропасть, глубина которой вовсе не для левитации слабой перепуганной девушки. Но другого-то пути не было!

Самка надвигалась, шипя и плюясь отвратительной, вонючей и липкой слюной. Таллури отступала к тропе на перевал — шаг за шагом, руки напряженно выставлены вперед: «Стоять, тварь!» Звероящер наступал медленно. Но наступал. Лапы ухали о землю, будто вколачивались в грунт тяжеловесные столбы. Взметая вверх песок вперемешку с выдранной травой, то справа, то слева от чешуйчатых боков бил по земле огромный мясистый хвост с острой роговой нашлепкой на конце. Если этот «бич» пройдется по телу, он может запросто перебить позвоночник, переломать ноги.

Сил оставалось все меньше. Таллури постепенно теряла самообладание. Она тяжело дышала и чуть не плакала от страха. Продержаться бы еще минут пять — и она успела бы уйти по тропе на перевал. Тропа узка для этой здоровой туши.