— Ты сказал ей, что тебе нравится ее умение обращаться с людьми? — спросил Данел, шлепнув себя по лбу.

— Я сказал ей также, что для меня нет женщины, равной ей в постели!

Двое мужчин посмотрели друг на друга. Потом они посмотрели на Рауля.

Рауль вздохнул.

— Я понимал, что она хотела услышать, но не мог солгать ей.

— Не мог солгать ей о чем? — спросил Просперо, почесав отросшую за день щетину на подбородке.

— Я знаю также, что она не захочет исполнять обязанности королевы. Многие королевские обязанности — простая формальность: махать толпе рукой, не думая ни о чем… А Виктория хочет свободы. — Рауль считал, что, отпустив ее, сделал благородное дело. — Я должен был сделать это для нее.

— Все это куча дерьма! — заявил Данел.

Просперо зажал рукой свой нос.

— Причем смердит от нее так, что я отсюда чую.

— Нам было тебя жалко. Мы ее ненавидели. И ради чего? — Данел поднялся. Он качался так, словно стоял на палубе корабля. — Ведь ты даже не сказал, что любишь ее!

Раулю следовало бы знать, что они его не поймут.

— Она хотела жить по-своему. Она заслуживает ту жизнь, которую запланировала для себя, а не ту, которую я пытался навязать ей, похитив ее.

— Еще куча дерьма! — заявил Просперо, с трудом поднявшись на ноги и встав рядом с Данелом. — Если бы ты просил, умолял ее, если бы сказал ей, что любишь, она, возможно, осталась бы. — Он выпятил грудь и ткнул в нее пальцем. — Ты думаешь, что я не проделал этого с Хейдой? Я делаю это каждый раз, когда веду себя как осел. А знаешь ли ты, почему я приползаю к ней? Потому что без этой женщины я — ничто! Полное ничтожество!

Рауль, наконец, выложил им правду, потому что, если бы он не признался в этом, они продолжали бы терзать его своими вопросами:

— Я сын своего отца. Я не умею любить.

Оба мужчины уставились на него, склонив набок головы. Потом они повалились друг на друга, помирая от хохота.

Рауль наблюдал за ними, обиженный и удивленный тем, что отсутствие у него способности любить показалось им таким забавным.

— Ты не любишь ее? — воскликнул Данел, споткнувшись о бревно, лежащее за его спиной. — Я никогда в жизни не видел человека, настолько потерявшего голову от любви. Как еще, черт возьми, это можно назвать? Когда ты ничего так не желаешь, как сделать ее счастливой? Когда тебя гораздо больше беспокоит то, чего хочет она, чем то, чего хочешь ты сам? Когда ты чувствуешь себя несчастным без нее? Боже милосердный, это и есть любовь, парень!

— Твоя любовь к ней, — пояснил Просперо.

— И это совсем не смешно, — добавил Данел.

— Если бы ты сказал ей, она бы, по крайней мере, знала все, что ей нужно знать, чтобы сделать свой выбор, — заявил Просперо, откидывая назад упавшие на глаза волосы. — Ни одна женщина не должна без любви становиться королевой такой быстро развивающейся страны, как Морикадия.

— Прошу вас! — воздев руки к звездам, громко взмолился Данел, разбудив почти всех спавших мертвецким сном товарищей. — Давайте поговорим о том факте, что наш храбрый король Сейбер струсил и не сказал ей то, что следовало, словно мальчишка, который боится пригласить девушку на танец из опасения получить отказ.

У Рауля зашумело в ушах, но не от выпитого вина. Так что, может быть, они были правы? Возможно; это правда? Может быть, он действительно любит ее?

А Данел продолжил:

— Я должен сказать, что она завоевала мое сердце, когда выстрелила в меня с намерением убить…

Просперо хихикнул с довольным видом:

— А когда она замахнулась этим мечом и приказала вам обоим перестать плясать и пытаться убить друг друга?

— Но больше всего мне всегда нравилось, — продолжал Данел, — думать, что она откажет нашему мальчику, обладающему огромными деньгами, потому лишь, что он ее не любит.

Рауль с трудом поднялся на ноги и задумчиво уставился в огонь. Неужели он ее любит? Неужели? Должно быть, это так, потому что он сам в этом признался.

— Значение имеет только ее отказ.

Просперо упал навзничь на землю.

— Плохо, что у тебя нет выбора. Придется тебе поехать и рассказать ей всю правду. О церемонии, обо всем. Ты знаешь, что я имею в виду.

Рауль проглотил ком, образовавшийся в горле.

— Да. Наверное, я так и сделаю.

— Но если она хочет выйти замуж за кого-нибудь другого вместо тебя… — сказал Данел.

— Нет! — в отчаянии воскликнул Рауль охрипшим голосом.

Однако Данел упорно продолжал:

— Эта женщина любит детей и захочет завести нескольких…

— Нет! — Рауль поднял кулаки.

— Она красивая, — сказал Данел. — Не думаешь же ты, что она всю жизнь будет соблюдать обет безбрачия?

Рауль протянул руки и, схватив кузена за горло, притянул к себе.

— Нет, — сказал он.

Это было не ответом на вопрос, но инстинктивным отрицанием самой мысли, что Виктория может находиться рядом с другим мужчиной.

А хитрый старый манипулятор Данел тут же сказал:

— В таком случае тебе надо предпринять какие-то действия.

Рауль отпустил его горло.

— Да.

Тишину у костра нарушало только потрескивание хвороста в пламени. Данел потер горло:

— Когда она узнает правду… о церемонии, я имею в виду… Ну что ж, у этой женщины есть характер.

— Да.

Великолепный характер. У Рауля впервые за долгое время поднялось настроение.

Просперо задумчиво произнес:

— По правде говоря, не хотелось бы мне быть на твоем месте.

— Ваши родители будут вами гордиться, — говорила Виктория, разглаживая юбку белого платья Эффи. — Увидеть, как вас представляют королеве, — заветная мечта вашего отца.

— Я знаю, — прошептала Эффи.

Девушка была напугана до смерти.

Виктория прикоснулась рукой к ее щеке, чтобы успокоить ее, потом повернулась к Мод:

— Когда тебя будут представлять королеве, джентльмены сразу же заметят, какая ты красавица.

Мод, прищурившись, взглянула на Викторию:

— А забудут ли они при этом о моем низком происхождении?

— Я в этом уверена. Но это удобный случай проверить.

— Ладно. — Мод расправила плечи и приподняла подбородок. — Тогда я постараюсь им воспользоваться.

После своего возвращения из Морикадии два месяца назад Виктория делала все необходимое, чтобы подготовить девочек Джонсон к этому событию. Они знали, как ходить, как кланяться, как должным образом наклонить голову, что делать, если королева Виктория заговорит с ними… Никакая другая девушка в Англии не испытывала такой гордости за честь быть представленной королеве, как эти две девушки. И никакая другая гувернантка в Англии не радовалась больше, чем Виктория, тому, что работает на прежнем месте и что все обошлось без скандала.