Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Но чем же я буду писать? — с отчаянием в голосе спросила Анника.
— Мы дадим вам ручку, — сказала женщина и протянула Аннике желтый Bic.
— Вам придется оставить здесь и мобильный телефон, — добавил мужчина.
— Знаете что, — предложила Анника, — давайте я просто оставлю в шкафу сумку, а с собой возьму блокнот и вашу ручку.
Охранники согласно кивнули. Анника забрала перочинный нож, телефон и, вернувшись в комнату ожидания, открыла шкаф, положила в него сумку, а потом прошла в сектор посетителей, обойдя рамку металлоискателя. Она неуверенно улыбнулась, с удивлением обнаружив, что хочет понравиться охране.
— Много ли посетителей приезжает в тюрьму? — спросила она.
— За год — пять тысяч, но посещения равномерно распределены во времени. К тому же у сорока процентов заключенных вообще не бывает посетителей.
— Господи, так, значит, я первый посетитель Филиппа Андерссона?
— Нет, — сказала женщина, — сестра навещает его один раз в месяц.
— А Давид Линдхольм? Насколько я понимаю, он был здесь за несколько дней до смерти.
— Опекуны и наблюдатели бывают у нас очень часто, — пояснила женщина.
Тем временем мужчина поместил в ячейку на специальном стенде удостоверение Анники. Потом он положил перед собой на стол какой-то документ и принялся перечислять правила посещения, не спуская глаз с Анники.
— Вас могут попросить снять одежду и подвергнуться обыску в присутствии двух женщин-надзирательниц, — сказал он, — но вы имеете право отказаться от этой процедуры. Если вы откажетесь, то ваше право на посещение будет аннулировано. Вас также могут осмотреть кинологи с собакой на предмет наличия наркотических веществ. Опять-таки вы имеете право отказаться и от этой процедуры с теми же последствиями. В помещение тюрьмы нельзя проносить еду и табачные изделия. Здесь вы должны расписаться в том, что согласны на то, что вас запрут в одной комнате с заключенным на время посещения.
Анника кивнула и с трудом сглотнула слюну. В комнате наступила тишина. Желтой ручкой Анника расписалась в том, что согласна с условиями посещения.
— Мы предоставляем посетителям фрукты и кофе. Если с посетителем проходят дети, то они получают сок. Вы чего-нибудь хотите? — спросила женщина, ведя Аннику по коридору с пронумерованными дверями. Жестом она указала на стол с напитками и фруктами.
От мысли, что кто-то может привести сюда детей, Анника содрогнулась. От напитков и фруктов она отказалась, покачав головой.
— Вот комната номер пять. Сейчас я посмотрю, что там делается. После окончания свидания надо убрать за собой.
Надзирательница открыла дверь и первой вошла в тесное помещение.
— Здесь туалет и душ, — сказала она, указав на двери. — Здесь экстренная связь с постом охраны, а это сигнал тревоги. О, кто-то оставил здесь игрушку…
Она наклонилась и подобрала с пола какую-то мягкую игрушку и пластиковый пропеллер.
— Вчера к одному заключенному привозили сына, — извиняющимся тоном произнесла надзирательница.
— Должно быть, это было нелегко, — вяло отозвалась Анника.
Надзирательница улыбнулась:
— Мы, как можем, стараемся развлекать детей. Когда они уходят, Джимми надувает для них шарики.
— Джимми?
— Да, это второй охранник.
Надзирательница указала на низкий комод:
— Здесь простыни и одеяла. Сейчас я вызову заключенного.
Она вышла, оставив Аннику в состоянии легкого паралича разглядывать главный предмет обстановки — узкую кровать с поролоновым матрацем.
Дверь закрылась с приглушенным щелчком, потом сработал замок.
«Господи, твою мать, во что я впуталась?»
Она оглядела стены, которые, казалось, наваливались на нее, давили, не давали дышать.
«Как я с этим справлюсь? Мне нужна стратегия!»
В комнате стоял один стул, и Анника тут же решила на него сесть. Было абсолютно исключено сидеть на этом топчане рядом с убийцей.
Она положила блокнот и ручку на комод, решив использовать его как стол, и снова огляделась. На стене висела черно-белая фотография, изображавшая работавших на пристани докеров, в красновато-коричневой рамке. Это была одна из фотографий с выставки Торстена Бильмана в Национальном музее. Выставка проходила с 17 июня по 10 августа 1986 года.
За спиной было два окна, и Анника приподняла занавеску. За ней оказались такие же решетки, какие она уже видела в зале ожидания.
«Долго ли мне еще ждать? Заключенным сюда из камер, наверное, неблизкий путь».
Минуты тянулись томительно долго. За три минуты она четыре раза посмотрела на часы, а потом опустила рукав свитера, чтобы не видеть часов. Она перевела взгляд на висевшую на стене металлическую коробку — видимо, деталь связи с охраной, и принялась рассматривать кнопку тревожной сигнализации.
Она вспотела, несмотря на то что в комнате было прохладно.
Замок заскрежетал, потом щелкнул, и дверь открылась.
— Дайте знать, когда закончите, — сказала надзирательница и отошла в сторону, пропуская в комнату заключенного.
Анника встала, чтобы представиться, с интересом вглядываясь в вошедшего в комнату человека.
«Черт возьми, кто это?»
На рисунках из зала суда она видела длинноволосого мускулистого мужчину, загорелого и высокомерно улыбающегося. Сейчас перед ней был старик с коротко остриженными седыми волосами и солидным брюшком, одетый в чисто выстиранную тюремную робу и пластиковые шлепанцы.
«Неужели за четыре года человек может так разительно измениться?»
Он протянул руку.
— Надеюсь, они не слишком сильно докучали вам требованиями безопасности? — спросил он.
Анника с трудом подавила желание сделать книксен.
«Это место странно действует на психику».
— Не больше, чем при перелете в Гётеборг, — ответила она.
— Мы, заключенные, идем с другой стороны и проходим те же процедуры, — сказал он, не отпуская ее руку. — Согласен, что это не очень обременительно, если не считать того, что нам приходится переобуваться. Вероятно, велик риск, что мы можем набить подошвы наркотиками.
Анника отняла руку.
— Гораздо хуже возвращаться отсюда в камеру. Нас раздевают догола и пропускают через металлоискатель. Надо проверить, не спрятано ли оружие в заднице.
Анника быстро села на стул, оставив Андерссону кровать. Он сел, и их колени едва не соприкоснулись. Анника отодвинулась и взяла блокнот и ручку.
— Здесь каждый день проверяют металлоискатели, — продолжал гнуть свое Филипп Андерссон. — Это может показаться чудачеством, но на самом деле себя оправдывает. Кюмла считается образцовой тюрьмой. Здесь почти нет наркотиков. И редко случаются побеги. Их не было со времени прорыва прошлым летом. Да и убиваем мы друг друга тоже не каждый день…