Даже в нашем окружении люди, не удержавшись, бросали: «Де Голль все-таки лучше, чем Массю».

Сартр обедал с Кокто, тот не был согласен с обращением, направленным де Голлю Академией.

Пресс-конференция в «Лютеции» относительно пыток. Мориак провозглашает себя голлистом, ему аплодируют весьма слабо. Большой наплыв народа. Журналистов, правда, мало, зато пятьсот интеллектуалов.

Читаю я сейчас гораздо больше, чем пишу.

Ланзманн прилетает в Корею сегодня. Любопытная ситуация.

Вчера около трех часов, возвращаясь в такси с улицы Бломе, я увидела группы молодых людей, бродивших по бульвару Пастера. «Полицейские прогнали их, но они опять возвращаются», – заметил водитель такси. Это были представители правых взглядов, они хотели возобновить занятия в классах. «Я лично в забастовках больше не участвую, – продолжал шофер. – Я понял, ты не работаешь, а другие работают, так какой смысл… Ну, что может случиться? Хуже того, что было, не будет». (Такие рассуждения слышишь всюду: по крайней мере, что-то изменится. Хуже быть не может.) А шофер добавляет относительно де Голля: «Все это по его вине: в 1945 году ему всего-навсего надо было прогнать всех евреев». Я только рассмеялась, и он в заключение сказал: «Я в этом ничего не понимаю, решительно ничего. Никто ничего не понимает. А у меня сын в Алжире».

По радио сообщают, что вчера вечером на Елисейских полях снова состоялись манифестации с сигналами машин и криками «Да здравствует де Голль!». Их противники кричали: «Фашизм не пройдет!». Стычки, несколько тяжело раненных.

Обед и спокойный день с Сартром. Радио сообщает о назначенном на завтра вступлении в должность де Голля. Де Голль умерил свои притязания; он собственной персоной предстанет перед палатой депутатов и позволит себя фотографировать. Предполагается крайне правый состав кабинета министров, но никого из Алжира. Несмотря на вчерашнюю чудовищную манифестацию, Алжир должен испытывать беспокойство.

Выйдя от Сартра, я встретила Эвелину, Жака, Лестьенна, Бенишу Они собирались на Елисейские поля, где предполагается большая демонстрация сил.

Эвелина дежурит в комитете 6-го округа, а по вечерам принимает участие во всех событиях. У меня появилось острое желание стать молодой и двинуться вместе с ее группой в истинно молодом порыве на Елисейские поля. Возможно, я так и поступила бы, если бы у меня не была назначена встреча с Виолеттой Ледюк. Я вернулась домой. Восемь часов вечера, и снова тревога. В любом случае я поведу ее в Сен-Жермен, не могу сидеть взаперти, в стороне этим вечером, последним вечером Республики. Комитеты предусматривают манифестации на завтра, но все это неопределенно и потому вызывает беспокойство.

Вопрос номер один: что собирается делать де Голль в Алжире?

Мы пообедали на улице Бюшри, где я видела Клода Руа, и пошли выпить по стаканчику в Сен-Жермен. Всюду люди, ни одного места на террасе «Дё Маго», мы расположились в «Руаяле» и просидели почти два часа, не разговаривая, только смотрели. До бесконечности смотрели на женщин в экстравагантных платьях, на лица, а главное, на машины, машины, которые ездили взад-вперед, в них сидели надменные женщины и довольные мужчины. Иногда проезжал полицейский автобус или маленькая патрульная машина. Ничего примечательного, только в половине первого ночи огромный наплыв автомобилей, как во время возвращения с уик-энда или перегруженного вечера на неделе. Прикованная к своему стулу рядом с Виолеттой Ледюк, я чувствовала себя опустошенной, полностью во власти этого прекрасного вечера без неба (его закрывали огни), когда, по сути, ничего уже не происходит, все уже свершилось, но когда при виде сверкающих автомобилей и торжествующих господ и дам открывается что-то мерзкое.

Воскресенье, 1 июня

Немного бессонницы. Меня удивляет классическая гражданственность моих снов: топили какую-то голую женщину, наполовину из плоти, наполовину статую, которая была Республикой. Инвеститура состоится во второй половине дня. Ко мне позвонила молодая женщина и вручила приглашение от моего комитета на 3 часа 45 минут.

Телеграмма от Ланзманна, прибывшего в Пхеньян.

Понедельник, 2 июня

Вчера не было ни одной минуты, чтобы рассказать о том, что происходило. Мне позвонили из комитета и сообщили о решении возложить цветы к статуе Республики.

Я поднимаюсь к Сартру; из окна вижу Боста, который беседует с Эвелиной, она очаровательна в цветастой юбке и розовой кофточке, с розовой косынкой на голове. Все утро она провела в беготне по комиссариатам вместе с Реджиани, пытаясь освободить одну девушку, арестованную за распространение листовок; они ее не нашли. Эвелина предлагает нам присоединиться к комитету 6-го округа, который собирается в 3.30.

В 3.25 мы спускаемся, садимся в машину, где уже находятся Ольга и Эвелина. На улице Жакоб я покупаю синие и белые ирисы и красные гладиолусы: двадцать лет назад кто бы мог подумать, что в один прекрасный день мы пойдем возлагать букеты цвета французского флага к подножию статуи Республики! На перекрестке Севр Круа-Руж много манифестантов с флагами и плакатами: одиночки и тесные группы. Какой-то автомобиль, проезжая, сигналит: «Ал-жир фран-цуз-ский». Ему бросаются наперерез, ухмыляющийся водитель, делая зигзаги, жмет на газ. Кто-то кричит: «Долой де Голля!», а посетители на террасе «Лютеции» в ответ: «Да здравствует де Голль!». Возникает спор: Дезанти и кое-кто еще предлагают идти на площадь Республики, но коммунисты дали другое предписание, и шествие, скандируя лозунги, начинает двигаться в сторону бульвара Распай. Мы снова садимся в машину и направляемся к площади Республики. На бульваре Вольтера мы оставляем цветы и машину. Без четверти четыре, народа мало, зато всюду полицейские, целая армия: пешие группы в касках и полные автобусы. Статуя окружена, подойти невозможно. Стало очень жарко, душно; мы кружим вокруг площади; людей много, но они разрозненны, растерянны. В руках у некоторых женщин – букеты (утром на улицах мы видели их множество, но по другой причине, по случаю праздника матерей). Мы садимся на террасе какого-то кафе, подходят Аптекманы и садятся рядом с нами. Многие посетители, вроде нас, чего-то ждут; у старой дамы по соседству тоже букет. Аптекман идет взглянуть, что происходит, и возвращается бегом: можно пройти. Бост бежит за цветами, но что-то долго не возвращается, и мы без него присоединяемся к шествию, маленькими группками пересекающему площадь под наблюдением полицейских. Девушка с букетом маргариток дает каждому из нас по цветку. Положив их, мы располагаемся на тротуаре. Народа становится все больше. Толпа поет «Марсельезу» и кричит: «Полиция с нами». Парни в кожаных куртках торопливо покупают пионы или гортензию в цветочных лавках позади нас и с достоинством проходят по площади. Внезапно все бросаются бежать. В сутолоке падает какой-то калека, люди останавливаются, чтобы поднять его. Эвелина хотела укрыться за оградой кинотеатра, ее прогнали, привратники запирают ворота (как во время освобождения Парижа). Свернув на поперечную улицу, мы выходим на бульвар, пытаясь отыскать машину, которую Босту пришлось переставить (поэтому он и задержался), чтобы освободить место для автобусов республиканских отрядов безопасности. На часах около четырех тридцати. Мы снова пересекаем на машине площадь, там все спокойно. (Думаю, минут через десять Жоржу Арно дубинкой сломали руку, тогда-то все и началось.) Разнесся слух, что в Бельвиле проходит манифестация, и мы поднимаемся к Бют-Шомон. Как все вокруг зелено и радостно, как красивы улицы Парижа с далекой синевой в широких просветах! Спокойное воскресенье, люди на скамейках дышат свежим воздухом, играют ребятишки, проходят нарядные причастившиеся. Потом на авеню Менильмонтан нам встречается шествие, мы выходим из машины и присоединяемся к нему. Это коммунисты из ячеек квартала, они кричат людям у окон: «Все республиканцы с нами!» Так же, как в среду Сартр громко распевает «Марсельезу», он здесь не как член делегации, а как обыкновенный гражданин, ему хорошо в этой толпе и не надо никакого почета, ведь он с трудом терпит элиту и так плохо чувствует себя в кругу избранников. Мы снова выходим на авеню; перед кафе, на террасе которого полно североафриканцев, манифестанты кричат: «Мир Алжиру!». Алжирцы сдержанно улыбаются. Какая-то женщина шепчет: «Немногие из них выходят на манифестацию». – «И правильно делают, они слишком рискуют, в таких случаях им достается больше всех», – с сочувствием отвечает ей соседка. Люди начинают подбирать камни на шоссе, которое как раз ремонтируют. Но их останавливает другое шествие с флагами и плакатами, идущее навстречу нашему. Начинаются переговоры; руководители предлагают толпе разойтись. Откуда они шли, от площади Республики? Когда мы снова проезжаем там на машине, площадь спокойна, но теперь, кроме полицейских, на углах улиц стоят санитары Красного Креста в касках.