Знающих язык рядом с Сергием не оказалось, да и время было не то, чтобы заниматься переводами, поэтому смысл отповеди остался для него неясным. Зато напавшие, дрогнув, опустили клинки. Злобные оскалы сменились выражениями неуверенности.

Сергий, напряженный и сконцентрированный, четко различил в воинстве Орода две силы, равнодействующей которых выступал парфянин. «Головорезики» находились в меньшинстве и не слишком прислушивались к речениям жреца, а вот воины-ханьцы, коих было побольше, даже рты пораскрывали, внимая даосу.

Жрец воздел руки, совершая угрожающие пассы, толкуя о наказании за грехи, нагоняя волну ужаса и пробуждая в загрубелых душах покаяние.

Сергий и сам застыл соляным столбом, боясь малейшим движением разрушить нагнетаемые чары. А чары действовали – у воинов расслаблялись лица, с них сходили маски ожесточения, опускались руки, клонились головы.

Неизвестно, чем бы все кончилось, но тут через толпу протолкался разъяренный Ород – и с ходу заколол жреца. Хрип и бульканье были слышны на весь храм. И начался ад.

Воины-ханьцы взревели как один и набросились на «головорезиков». Рубящие и колющие удары их мечей и секир сеяли смерть направо и налево. Разбойники после секундного замешательства дали отпор. Под гулкими сводами храма крики и вопли, лязг оружия и глухие звуки падения усиливались множественными эхо и теснились, угнетая слух.

Искандер и Сергий одновременно бросились на Орода, но Тиндариду помешало мертвое тело жреца, а Лобанов поскользнулся в луже крови. А вот новоиспеченный нань не сплоховал – Косой буквально ввинтился в толпу сражающихся и канул среди оскаленных морд и обагренных клинков.

К Сергию подскочили Чжугэ Лян и Сюнь Синь.

– Уходить надо! – выдохнул доктор.

– Уходить, уходить! – пролопотал проводник, и потянул Лобанова за рукав, тыча рукою в темный угол, где обнаружилась дверь.

Жрецы прикрыли их отход, хором выкрикивая священные формулы. Первыми из храма выскочили ликторы и проводник, последними – преторианцы с философами.

За дверью обнаружился дворик, обнесенный высокой каменной стеной. Здесь даосы уединялись для медитации.

Сюнь Синь рысью пересек дворик и проскочил на заднюю часть храма, где сгрудились хозяйственные постройки. Круто свернув к конюшням, проводник замахал руками мальчикам-служкам – те торопливо отворили ворота.

Спешно седлая коней, недовольных тем, что их отрывают от кормушек, беглецы повели скакунов, таща за поводья, и покинули храм через задние ворота, за которыми даосы возделывали огородики.

Сюнь Синь выбрал для себя самую невзрачную лошадь из табуна и даже не потребовал седла – то ли обет давал, то ли привычен был.

Легкой пробежкой, раздраженно фыркая и мотая головами, кони проследовали по тропе, скрывавшейся за деревьями, и канули в лес.

Однако шум боя и душераздирающие вопли долго еще нарушали тишину, пугая птиц и настораживая Вечно Синее Небо.

Леса и горы тянулись нескончаемо. Солнышко пригревало все сильнее, растительность цвела все пышнее – начинались настоящие джунгли. Камфорные деревья и бегонии всё туже переплетались лианами, дикий банан выступал в роли подлеска.

Ночью у костра не было душно, но незнакомые ароматы наплывали из темноты и будоражили кровь, огромные бабочки летели на огонь, а из чащи доносились дикие крики обезьян и птиц. Южная необузданная природа обступала крошечный людской мирок, будто готовясь поглотить его без остатка, растворить в зеленом аду. Однако и люди не сдавались – оставив за спиною не одно пекло, они были готовы к худшему.

Утром Сюнь Синь поднял всех задолго до рассвета и повел караван почти на ощупь – плотный туман забивал все прогалы между деревьями, глуша звуки и путая глаза.

Встало солнце, рассеивая влажную завесу. Открылся путь, широкий – телега проедет. Проводник объяснил, что это слоновья тропа. Здешние селяне возделывают рис на делянках в узкой долине, а со склонов тягают стволы деревьев – не сами, конечно. Здешние слоны хоть и мелки, но таскать бревна им под силу.

Ближе к полудню Сергий расслышал звуки погони – топот лошадей достиг его ушей, топот и крики всадников.

– Уходим!

– Блин! – рассердился Эдик. – Достали уже!

Отряд прибавил ходу и вскоре выбрался на обширную лесосеку. По неровному склону бродили слоны. Восседающие на них погонщики издавали резкие крики, приказывая животным. Умные гиганты послушно упирались лбами в деревья и валили их, выворачивая с корнями, оголяя скалистый грунт под тонким слоем красной почвы.

Десяток лесорубов тотчас же накидывалась на ствол, отделяя комель с корнями, обрубая сучья и тонкую верхушку. Поодаль слон поддевал готовое бревно бивнями, помогая себе хоботом.

Го Шу и Лю Ху, не сговариваясь, закричали на лесорубов, указывая на север. Растерзанный вид философов и их блуждающие взгляды пугали мирных селян, и смысл криков лучше до них доходил.

– Молодцы, философы! – осклабился консул. – Говорят, надо остановить разбойников с севера, убийц и людоедов!

Селяне переполошились, вскрикивая недоверчиво, но халаты высокопоставленных лиц империи вкупе с грамотой Сына Неба возымели свое действие – все кинулись исполнять веления важных сановников, защищающих хуан-гуйфэй…

Слонов направили к деревьям, обступавшим тропу. Животины уткнулись лбами в кольчатые стволы пальм и принялись заваливать проезд, валя деревья поперек пути. Другие лесные великаны подхватывали ошкуренные бревна и укладывали их поверх импровизированной баррикады.

Так что, когда значительно поредевшая банда Орода вынеслась из-за поворота, «головорезикам» пришлось резко осаживать коней. А слоны, понукаемые воплями погонщиков, грузно понеслись на банду Косого. Рабочие слоны не умеют воевать, но сам вид трубящих гигантов кого угодно мог напугать до смерти. С криками ужаса «головорезики» понеслись по склону вниз и угодили на рисовые чеки, где лошади вязли в топком месиве. Сюнь Синь пропал в сутолоке боя, и Сергий не стал искать его.

– Уходим! – крикнул он.

– Их меньше тридцати! – завопил Эдик. – Давайте перебьем!

– Тебе что, подвигов мало? За мной!

Чанба вздохнул с огорчением и сказал, себе в утешение:

– Как говорил мой дед Могамчери: «Тигр не стыдится убегать от охотника, но он остается тигром…»

– Слышь, ты, усатый-полосатый? – окликнул его Гефестай. – Прибавь ходу. Море зовет!

Остаток пути к крайнему югу Поднебесной прошел без происшествий. Никто не догонял отряд, и Сергий впервые за всю неделю расслабился. Беглецы решили умыться, почиститься, а Давашфари набралась решимости и переоделась в шафранное платье с подбоем цвета туши и накидку из фиолетовой парчи с киноварной подкладкой. Пояс и вовсе был произведением искусства – мастерицы расписали его изображениями зимних гор, замерзших рек, птиц, летящих над оголенными деревьями, и глубокой пещеры, где богини вод в легких одеяниях разыгрывали партию в го.