— Как думаешь, если бы мы познакомились раньше, я была бы такой же счастливой, как Лиза сегодня?

— Думаю, с твоим упрямством вряд ли. — ответил Дилан таким тоном, будто бы я задала какую-то глупость. — Ты же не она.

— О да… Я бы начала портить твою жизнь ещё до свадьбы.

— Ха-ха. — невесело отозвался он.

— Просто у нас с тобой слишком большая разница в возрасте и вообще во всём. Мне, например, было бы скучно быть тобой.

— А ты представь, если бы я был таким же, как ты.

Я представила, как толпа обезумевших баб пытается его изнасиловать и убить, и как он с удовольствием ломает им шеи.

Это меня рассмешило, но озвучивать такой бред я не стала, придумала новую ассоциацию:

— Мы бы оба ходили в шейных фиксаторах и с переломанными рёбрами.

— Скорее, нас держали бы в клинике за стальными дверями, пичкали транквилизаторами и позволяли бы видеться раз в неделю на утренней прогулке. — сказал он, всем своим видом выражая, что не разделяет моего веселья.

— Ах, ну ты такой правильный, что даже тошно… Неужели нельзя найти золотую середину?

— Я всё время стараюсь что-то вкладывать в нашу семью: наша годовщина, наши путешествия на море, в Таиланд, и при этом я полностью обеспечиваю тебя и не предъявляю к тебе жёстких требований. У тебя есть всё. Чего тебе ещё не хватает? И что вкладываешь ты?

— Если ты так видишь это, то мне нечего ответить.

— А ты скажи, как я должен на это смотреть? — он сделал ударение на слове «как». — Возможно, я пойму, что не прав, и сменю мнение?

— Я хочу принимать участие в изгнании охотников из Верхнего Волчка.

— Это исключено. Тема закрыта.

— Я рождена для этого! — завелась я.

— Начинается…

— А что начинается? Ты вообще ничего не рассказываешь мне, хотя обещал!

— Потому что мне нечего тебе рассказывать. Мы только что оттуда. Как видишь, деревня всё ещё стоит.

— Но не было охоты…

— Никто не хочет угодить в яму с кольями.

— Вот именно! Нужно истребить охотников, я должна снова попасть к ним.

— Будь добра, думай, что говоришь. Что могут твои клыки с когтями против их ружей? Тебя пристрелят, как собаку.

— И мы будем просто так сидеть в сторонке?

— Нас позовут, если понадобимся.

— Нас? — недоверчиво переспросила я.

— Если верховные сочтут нужным, тебя оповестят.

— Да ты из кожи вон лезешь, чтобы запереть меня дома. Не надо врать, что во мне нет необходимости, я не слепая!

— Ещё поумнеть не помешает…

— Что?

— Прекрати свою истерику.

— Останови машину, я выйду. — огрызнулась я, рассчитывая, что он заберёт свои слова обратно.

Нет, конечно, в глубине души я понимала, что Дилан прав, просто не хотела открыто признавать этого, решила упрямо стоять на своём. Мне нужен был компромисс, само осознание того, что Дилан готов идти на уступки.

Он резко свернул на обочину и затормозил.

— Хочешь продолжения летних приключений? Иди. У тебя 10 минут. Если не нагуляешься за это время, я уеду.

Я вышла на улицу, нервно хлопнув при этом дверью. Ледяной ветер подхватил мои волосы, ещё не до конца обсохшие после прохода через морской портал. Меня мгновенно пронизал холод, тут же захотелось обратно в тепло.

На трассе в обоих направлениях оживлённо двигались фуры, кроме ветра и гудения моторов ничего не было слышно. Я сделала несколько шагов и уставилась в черноту ночи. Идти куда-то по такой погоде было бы слишком большой глупостью даже для меня, поэтому я переступила через собственную гордыню и села обратно в автомобиль.

— Успокоилась? — задал вопрос Дилан.

— Да. — сухо ответила я.

Дальше мы ехали молча, а я чувствовала себя полной дурой. Мне хотелось выглядеть более взрослой в его глазах, надоели эти вечные нравоучения. Шуточный разговор превратился в бессмысленную словесную перепалку, причём я потерпела в ней позорное поражение. Вероятно, Дилану было стыдно за меня. Я решила больше не раздражать его, так как мои процедуры по «оживлению» его эмоций крайне редко заканчивались благополучно.

Первые ощущения того, что ситуация накаляется, начали появляться ещё в январе, когда я вошла в здание учебного корпуса после каникул. Каждый человек казался мне подозрительным. Какая-то мания преследования, даже самой смешно. Я решила, что до первого активного вмешательства чужих людей в мою жизнь можно вести себя свободно и не слишком-то драматизировать, иначе в предвкушении можно сойти с ума. В конце концов, не может же весь мир охотиться за мной одной.

Мне было страшно оттого, что моя тёмная сторона личности страстно желала устроить кровавую резню, снова хотелось испытать то чувство, когда я из жертвы превращаюсь в палача. Это казалось мне слаще самого яркого оргазма. Я бы ни за что не отважилась признаться в этом Дилану, да и сама, честно говоря, с трудом мирилась со своими новыми демоническими наклонностями, они никак не вписывались в понятия нормы, за такое можно на всю жизнь попасть в тюрьму, быть убитой своим же кланом или стать подопытным кроликом в лаборатории. Получился парадокс: я училась на хирурга, но тайно мечтала разрывать чужие глотки, сворачивать шеи, слушать предсмертные вопли.

«Чёрт, в кого я превращаюсь… Может быть, в меня кто-то вселился?» — размышляла я.

Из-за меня Дилан находился в постоянном напряжении, старался контролировать каждый мой шаг, метался между работой и домом. Я видела, как ему тяжело со мной, видела, как много сил он вкладывает, чтобы мне жилось хорошо. Мне хотелось успокоить его, обнадёжить, быть с ним нежной, но на деле получалась этакая смесь язвительности и похоти. На его месте я дала бы мне хорошего подзатыльника.

Я была недовольна собой и тем, как обстоят дела в целом, хотелось где-нибудь сбросить накопленную негативную энергию. Фитнес спасал слабо, эффект от него был кратковременный.

Конечно, Дилан понимал, что мои капризы — это всего лишь провокация, поэтому научился просто осаживать меня, не меняя даже выражения лица. А мне так хотелось, чтобы любые мои действия воспринимались всерьёз, мне не хватало ощущения собственной значимости. Вероятно, все мои проявления характера были всего лишь веянием возраста, своеобразной юношеской шизой с недетскими последствиями, а потом я сама же бесилась от собственной неадекватности, искала смысл в безумных вещах, фантазировала, строила в голове разные почти сказочные сюжеты, а затем лениво возвращалась к делам насущным. Такие вот развлечения.

Дилан часто и подолгу бывал в командировках, собственно, основная часть его рабочей деятельности состояла в этом. И его разъезды пагубно сказывались на моём поведении, не спасал даже тотальный телефонный контроль. Я ловила любую возможность ходить на танцы, вечеринки и в клубы (изредка, в исключительных случаях, так как на клубы было табу), устраивала дебоши, вела себя, как пьяная оторва. Тайная сторона развесёлой студенческой жизни не миновала и меня, я даже не брезговала игрой «заведи диджея» и прочими не самыми приличными вещами и надеялась, что, кроме меня и моих подружек-соседок, об этом никто из близких не узнает. Я понимала, что это срыв и нарушение обещаний, но мне просто необходимо было наполнять свою жизнь хоть какими-то удовольствиями.