Он был человеком мира, любившим и ценившим цивилизацию.Выросший на Кавказе, где словно в котле были перемешаны десятки народов икультур, религий и традиций, он с детства впитал в себя эту полифонию красок инаслаждался ею.

Дронго прошел в библиотеку. Он отдавал себе отчет в том, накакое рискованное дело решился. Но это был единственный шанс успешно закончитьрасследование, выйдя на главных покровителей Ахметова. Дронго ходил от полки кполке, где стояли любимые книги. Советчики и друзья. Учителя и наставники. Онприходил в библиотеку как в храм.

Непрочитанные Джойс и Пруст ждали своей очереди. Они былидля него знакомыми незнакомцами. Когда-нибудь он отправится с ними впутешествие, открывая для себя их миры. Здесь же стояли Хемингуэй, Ремарк,Фолкнер, Уэллс, Моэм. Чуть в стороне — Дюма, Бальзак, Мопассан, Мериме, Золя,Жюль Верн, Майн Рид, Вальтер Скотт. Марк Твен соседствовал с О'Генри, ДженЛондон — с Хаггардом. На полках справа были писатели-фантасты: Шекли иБрэдбери, Азимов и Желязны, Гаррисон и Хайнлайн, Саймак и Андерсон. Рядом —братья Стругацкие и Станислав Лем.

Он собрал всю серию ЖЗЛ. Но не все, собранные им книги, былилюбимыми. Он терпеть не мог современные детективы. Криминальные романы ступоголовыми героями, бесконечными убийствами, потоками крови, нецензурнойбранью и откровенно натуралистическими постельными сценами, столь популярные вовсем мире. Но он отдавал должное Жоржу Сименону и Рексу Стауту, Агате Кристи иУилки Коллинзу, Эдгару По и Артуру Конан Дойлу, Юлиану Семенову и братьямВайнерам.

Отдельно стояла русская классика. Толстой, Достоевский,Гоголь, Чехов. Последнего Дронго боготворил, считая величайшим мастером слова.Булгаков соседствовал с Платоновым, Эренбургом, Зощенко. Дальше шли Бунин,Горький, Ильф и Петров.

К литературным критикам Дронго относился скептически. Ихоценка творчества того или иного писателя или поэта никак не влияла на Дронго.Он высоко ценил прозу Валентина Распутина и Юрия Бондарева, преклонялся перед Шолоховым,вопреки появившимся в прессе статьям некоторых критиков, никогда не считал егоплагиатором. А вот модных постмодернистов не признавал, их произведенияказались ему скучными и неинтересными. Он не любил Солженицына, не понималМаяковского, с удовольствием читал «шестидесятников» — Вознесенского,Евтушенко, Окуджаву.

Четыре полки занимала поэзия. Дронго, владевший пятьюязыками, мог по достоинству оценить и Байрона, и Физули, и Франсиско Кеведо. Нопредпочтение отдавал Пушкину, Лермонтову, Тютчеву, Пастернаку, Ахматовой,Цветаевой, Блоку, Есенину, Мандельштаму. Из восточных поэтов — Низами, Насими,Физули, Хафизу, Хайяму. Роберт Бернс был на английском и русском.

Дальше шли полки с его современниками: Габриэль ГарсиаМаркес и целая плеяда его латиноамериканских друзей — Борхес, Карпентьер, ОтероСильва, Кортасар, Фуэнтос, Амаду. Современный автор изумительных философскихдетективов Умберто Эко.

Библиотека была огромной. В отдельном шкафу хранились книгиСартра, Камю, Монтеня, Кафки, Томаса Манна и Генриха Манна, Сэлинджера. Если онпогибнет, его книги, его верные друзья, останутся одни. Попадут в чужие руки. ИДронго с болью окинул их взглядом, словно заранее прося прощения за невольноепредательство.

Сегодня решающий день, возможно, последний в его жизни. Онстарался об этом не думать. Вдруг зазвонил телефон. Кто бы это мог быть? Сейчасполовина десятого. Все друзья и знакомые знают, что в это время он еще спит.Дронго подошел к телефону, включил автоответчик.

— Это я, — услышал он голос Джил. — Я из Бостона. —Она говорила по-английски. — Надеюсь, не разбудила. Не знаю, сколько у вассейчас времени, но ты, кажется, поздно ложишься.

— Джил, — он схватил трубку. — Почему ты вБостоне. Что случилось?

— Здравствуй, — засмеялась она, — ничего неслучилось. Все в порядке. Я приехала сюда на несколько дней вместе с группойстудентов, которые прилетели в Гарвард на научную конференцию.

— Как хорошо, что ты позвонила, — сказал Дронго.Хотел добавить, что очень скучает, но раздумал. Ему вообще чужда была сентиментальность,он считал, что мужчине она не к лицу.

— Мне так тебя не хватает, — проговорилаона, — все время мечтаю о встрече. Почему ты никогда не звонишь?

Он не сказал, что ему стоит больших трудов не звонить.Дронго не мог избавиться от мысли, что они принадлежат к разным мирам, что имне суждено быть вместе и что когда-нибудь она его забудет.

— Сам не знаю, — ответил он, — наверно, боюсьбыть назойливым.

— Но ты ни разу не звонил, — рассмеялась она. Джилне умела на него обижаться. Но сегодня у нее в голосе появились какие-то новыенотки.

— У тебя все в порядке? — спросил Дронго.

— Наоборот, — снова засмеялась Джил, — все нев порядке.

Что-то не так. Она слишком веселая. Или это ему показалось?Она действительно забыла, сколько времени сейчас в Москве, или сделала вид, чтозабыла? Что с ней случилось?

— Джил, когда мы можем увидеться?

— Я завтра возвращаюсь в Лондон. Когда ты сможешь тудаприлететь?

— Завтра. Вернее, послезавтра. Шестнадцатогомая, — пообещал он.

— Правда, прилетишь? — спросила она.

— Разве я тебя когда-нибудь обманывал?

— Нет, — счастливо засмеялась Джил, —никогда. — И, помолчав, сказала: — Знаешь, я не хотела тебе говорить потелефону. Но лучше сказать прямо сейчас. Все равно не смогу вытерпеть и черезчас опять позвоню.

— Что случилось? — У него сильнее забилось сердце.Неужели она полюбила кого-то? Впрочем, этого следовало ожидать. Наивно былорассчитывать на постоянство их отношений.

— Я хотела тебе сказать… — она запнулась.

Он почувствовал, как задергалась щека, так обычно бывало вмоменты сильных волнений.

— Я была у врача, — продолжала Джил.

Он нахмурился. Неужели заболела? В ее возрасте? Чем онамогла заболеть? Почему же она тянет, не говорит?

— Ты меня слышишь? — спросила она.

— Конечно, слышу. Что случилось? Зачем ты ходила кврачу?

— У меня будет ребенок. — Дронго почувствовал, какуплывает из-под ног пол, и схватился за стену.

— Что ты сказала? — прошептал он.

— У нас будет сын! Врач сказал, что я в полном порядке.

— Сын, — словно эхо повторил он. Странные существамужчины. Такая новость их и радует, и пугает, как нечто из ряда вон выходящее.Его бросило в жар.

— Сын, — это слово его заворожило, — как тыузнала? — Он задал идиотский вопрос, который наверняка задал бы любоймужчина на его месте.

— Как узнала? — засмеялась она. — Говорютебе: была у врача. Знаешь, я решила его оставить. И обо всем рассказать отцу.