надо СДЕЛАТЬ в этой жизни? Да, вот именно так — большими буквами.

Мы уже говорили о глупости мужчин, ищущих самую красивую женщину, и о глупости женщин, ищущих самого успешного мужчину. В этом аспекте жизни нет лучшего или худшего, есть только "мое" и "не мое". Поэтому ищущие объективно лучшего спутника неизбежно выгребают полный комплект неприятностей. Точно так же дело обстоит и с занятиями. Что лучше — работать каменщиком или адвокатом? Объективно, конечно же, адвокатом, потому что у него доход больше. Но что-то внутри нам подсказывает — выбирать работу, руководствуясь величиной оплаты труда, мягко говоря, не совсем правильно.

Когда-то давно, на заре моей карьеры психолога, ко мне на прием пришел студент выпускного курса, специализирующийся на радиоэлектронике. Среди прочего он пожаловался, что живет на деньги родителей и не видит пути зарабатывать достаточно. Решение было очевидным, так как выпускников именно этого вуза охотнее всего брали в программисты, что я ему и посоветовал. А он ответил, что программирование это "не мое". Вот дурак — мысленно разозлился я, — практически имея в кармане высокооплачиваемую специальность, сидит на шее у родителей и еще жалуется. Но вечером, размышляя о загадочном молодом человеке, я понял, что дурак на самом деле это я. Надеюсь, что он не предал себя, продавшись подороже, и у него сейчас мастерская по ремонту электроники, как он и мечтал. И что он копается в электронной начинке бытовой техники и получает удовольствие от своего занятия.

Универсальными могут быть только самые примитивные ценности, относящиеся к обеспечению жизни тела, такие как еда или крыша над головой. Когда речь заходит о чем-то выходящем за пределы животных потребностей, мы всегда сталкиваемся с явлением персонализации ценностей. То есть важное и чрезвычайно нужное для одного оказывается совершенно бесполезным для другого. И чем дальше мы уходим вверх от животных потребностей, тем ярче персонализация. Бухгалтеру совсем не интересно в магазине для стоматологов, где врач с горящими глазами будет бегать от одного товара к другому, потеряв счет времени. А стоматологу плевать на выход исправленной версии программы учета, увидев которую, бухгалтер станет прыгать от счастья.

Было проведено исследование, в котором глубоким старикам задавали вопрос: что бы они изменили в жизни, если бы ее удалось прожить заново. Никто не заявил о желании заработать больше денег, сделать лучшую карьеру или побороться за престижного сексуального партнера. Все так или иначе сказали одно: хотелось бы прожить жизнь больше для себя, делая то, что хочется, и общаясь с теми, с кем хочется. Иными словами, никто не хотел большего количества универсальных ценностей, хотели ценностей своих личных, индивидуальных для каждого. Близость смерти отбивает вкус к ширпотребу и выводит на первый план индивидуальность, ее потребности и задачи. Иногда только перед лицом смерти человек понимает, что ему в действительности надо от жизни. Некоторые считают, что ради такого откровения не грех и рискнуть жизнью.

Я не люблю риск. Не столько потому что страшно, сколько потому что он обычно малоэффективен. Для понимания сложных вещей и достижения больших результатов необходима длинная последовательность действий, развернутая в значительной временной перспективе. Если рисковать, то дойти до конца не получится, потому что потребуется везение на каждом из множества этапов, а так не бывает. Попробуйте бросить монетку сорок раз так, чтобы все время выпадал орел! Вместо глупой беготни по краю крыши небоскреба, я хочу предложить ряд безопасных, но при этом куда более результативных процедур.

Методика извлечения силы при работе со смертью та же, что и при работе с сексом. В сексе мы приближаемся к оргазму, но не достигаем его, точно так же поступают и со смертью. Некоторые делают это совсем прямолинейно — носятся на мотоциклах, болтаются по опасным местам высотных конструкций, развлекаются на глубине. Пожалуй, самый цивилизованный и технически грамотный способ — прыжок с парашютом. В нем есть и безопасность, и четкий регламент. Шаг в бездну по ту сторону люка и свободное падение — неотвратимая смерть, а хлопок купола вверху — воскрешение. Иным это дарит ощущения посильнее оргазма. Однако, если бы все было так просто, парашютисты как на подбор были бы могучими личностями, чего, к сожалению, не наблюдается в массе. Как не наблюдается этого ни у мотогонщиков, ни у руферов. А все потому, что метод слишком прямолинеен. Надо действовать хитрее, изощреннее. И безопаснее, кстати.

Во времена без войны и прочих подобных ужасов первое соприкосновение человека со смертью происходит в спокойной, камерной и торжественной обстановке, когда у ребенка умирает бабушка или дедушка. Много гостей в непривычно черных нарядах, тихие голоса, строгий запрет на баловство, и комната, в которую не пускают детей. Тихие слезы, возня в служебных помещениях, странные запахи и обстановка общей загадочности и торжественности.

Похороны — процесс важный и сложный, отточенный народной традицией до мелочей, как и свадьба. Отточенный так хорошо именно по причине его важности. Вдова не должна сидеть и предаваться скорби, ей положено больше всех суетиться на кухне. Почему? Что, больше некому? Нет, конечно. Просто ничто так не успокаивает, как концентрация на кропотливых бытовых действиях.

Чем больше народу на свадьбе, тем стыднее потом разводиться. На похоронах смысл другой — поддержка. Чем больше народу на похоронах, тем спокойнее женщины и дети, что их не бросят. В этом же и смысл запрета на созерцание похорон из окон. Любопытствующим следует выйти из дома и создать хотя бы видимость поддержки.

Вообще смысл похорон и кладбищ в том, чтобы придать смерти менее страшный вид, чтобы не так панически боялись умирать. Особенно культура смерти развита у народов-воинов, в которых умирали много, часто и в молодости. Узнать их просто: зайдите в холл какого-нибудь учреждения и оглядитесь вокруг. Если с торжественных каменных плит на вас строго смотрят фото погибших героев, а рядом списки золотом, то да, это народ-воин, у которого трусость — худший из пороков, а погибать в бою не страшно, но почетно. Судьба таких народов трагична, но полна фантастических взлетов. Периоды благоденствия влияют разлагающе на их представителей, плодя изнеженных лентяев, пьяниц и золотую молодежь. Но когда случается беда, происходит волшебство. Что-то древнее, глубокое и невообразимо могучее просыпается в душах, и народ совершает то, что твердо считается невозможным.

Чтобы умирать было не так страшно, к покойнику принято относиться как к живому. С ним нужно разговаривать, его нужно посещать в его новом "доме" — красиво обустроенном кладбище, оставлять ему закуски. Покойника нельзя бросать. Пока он в доме, рядом с гробом обязательно должен