Не в силах сдержать себя, Лидия приблизилась к Александру и потянулась губами к его небритой щеке. Он повернулся к ней и прикоснулся к ее губам в таком мимолетном поцелуе, будто его и не было вообще. И все же от этого легкого прикосновения обоих охватили тысячи сожалений.

Лидия отвернулась от него, ее сердце разбилось.

– Я люблю тебя, – сказал Александр.

Она поспешила выйти из комнаты, пока из глаз снова не полились слезы.

– Не важно, доказаны ли обвинения против тебя и законны ли они, Нортвуд, – проговорил Раштон. – Это же прекрасный повод убрать тебя из совета общества, уволить с поста директора выставки.

– Это способ избавиться от него, – прямо сказал Себастьян.

У Александра подвело живот при виде сурового выражения на лице отца. Гнев бурлил во всем его существе, вся его работа за последние два года пошла насмарку. Несмотря на все, что он сделал для восстановления доброго имени семьи, на них теперь взвалят вину за разрушения и ранения, полученные во время беспорядков.

Его отец прав. Истина ничего не значит.

Волнует ли Александра это? С тех пор как от него ушла Лидия, в его груди образовался твердый болезненный узел. Он думал о ней каждую минуту, видел ее во сне каждую ночь и просыпался вспотевшим, изнывающим от душевной боли. Александр рассматривал ситуацию с Джейн со всех сторон, пытался возложить всю вину на Лидию, очернить ее… а заканчивалось все тем, что ему становилось стыдно за себя.

Что можно было сказать о шестнадцатилетней девочке, прожившей всю жизнь в уединении и тьме, блестящий ум которой делал ее одновременно и вундеркиндом, и аномалией? Девочке, которой так не хватало друзей, матери и нормального детства? Которая подверглась нелепым домогательствам человека вдвое старше ее?

Как можно обвинять ее в чем-то?

И как может он обвинять ее в том, что не рассказала ему всю правду, когда категорически отказалась выходить за него замуж? Она пыталась защитить его, отклоняя предложение руки и сердца, а он не принимал ее решительного «нет». Вместо этого снова и снова манипулировал Лидией, пытаясь заставить ее изменить свое решение.

Поморщившись, Александр потер лицо руками.

Нет. Единственный человек, которого можно обвинять в собственном фиаско, – это он сам.

– Алекс!

Подняв голову, Александр увидел своего брата.

– Полиция расследует дело Коула, – заговорил Себастьян. – Кажется, он снимал жилье в меблированных комнатах в Бетнал-Грин. По словам хозяина, мистера Креббса, он жил у него почти пять месяцев. Креббс уверяет, что у него было очень мало вещей и не было родственников. Старший полицейский офицер не думает, что им удастся разыскать что-нибудь важное. Это выгодно для тебя… то есть для нас. В официальном докладе будет записано, что Коул погиб, пытаясь похитить Джейн.

– И ситуация с беспорядками не повлияла на расследование, не так ли? – спросил Раштон.

– Но именно в ней меня хотят обвинить.

– Не представляю, как они смогут это сделать, – заметил Себастьян. – Бунтарских речей ты не произносил, антибританских памфлетов не раздавал.

– Разве это важно? – пожал плечами Александр. – Совет неделями не вызывал меня на заседания правления – и это еще до начала войны, а теперь, похоже, меня и вовсе изгонят из общества. Так почему бы не объявить, что это я инициировал беспорядки и разрушил выставку в Сент-Мартинс-Холле? Как заметил Раштон, им будет наплевать на букву закона, если у них появится повод избавиться от меня.

И хотя члены совета, конечно же, не будут нарочно втаптывать его имя в грязь, они и палец о палец не ударят для того, чтобы это предотвратить.

Черт! Он мог бы спокойно жениться на Лидии, дьявол с ней, с правдой, и жить до конца жизни в скандале.

Когда-то он станет чертовым графом, и если люди хотят вздрагивать от его эпатажного поведения на публике, но при этом спать со служанками и любовницами в своих частных покоях… Что ж, пусть так и будет. Он будет приглашать их на чай и потчевать плюшками и пищей для сплетен.

Александр посмотрел на брата. Себастьян никогда и никому не позволил бы диктовать, какой образ жизни ему вести. Так почему он позволяет?

– Лорд Раштон. – Александр встал.

Отец и брат удивленно посмотрели на него.

– Нортвуд?

– Что бы ни случилось, – заявил Александр, – я по-прежнему хочу жениться на Лидии Келлауэй.

В щели между шторами полыхал солнечный свет. Отбросив с лица волосы, Джейн подошла к окну, чтобы раздвинуть шторы и позволить солнцу залить всю комнату. Вымыв в тазу руки и лицо, она остановилась у стола, на котором ее поджидали чай и корзиночка с маффинами.

Дверь со скрипом отворилась. Рука с чайником замерла, Джейн подняла голову и увидела в дверях Лидию. Свою сестру… свою мать… Та была бледной и измученной и смотрела с осторожностью. Позади нее стояла бабушка.

– Мы можем войти? – спросила Лидия.

Джейн кивнула. Неуверенно улыбнувшись, Лидия вошла в комнату. Бабушка, медленно двигаясь, уселась на стул возле кровати.

– Как ты себя чувствуешь?

– Хорошо. Устала, но… – Джейн сделала глоток чаю, а затем выбрала маффин, но тут же положила его на место, осознав, что не испытывает голода. Девочка вернулась в постель и прикрыла ноги одеялом. – А лорд Нортвуд в порядке? А вы?

– С нами все хорошо. – Сев на край кровати, Лидия глубоко вздохнула. – Джейн, я…

– Почему вы не сказали мне? – перебила ее Джейн, чувствуя, что боль и обида вновь заполняют грудь. Она перевела осуждающий взор с Лидии на бабушку. – Почему вы мне лгали?

– Это долгая и непростая история, – сказала Лидия. – Но поверь мне, когда я говорю, что это было для твоего же блага. Если бы ты узнала… если бы кто-нибудь узнал, тебя забрали бы у нас. Это был единственный способ оставить тебя с нами.

– Это верно, Джейн. – Бабушка говорила устало, но уверенно, как будто все еще верила в силу своего убеждения. – Мы сделали это для того, чтобы сохранить семью. Когда моя дочь заболела, мы делали все возможное, чтобы помочь ей, даже если это означало потратить все наши накопления. Мы ездили повсюду в поисках нужного ей лечения. А когда потеряли Теодору… – помолчав, миссис Бойд откашлялась, – с которой расправилась эта чудовищная болезнь, у нас, кроме друг друга, никого больше не осталось. Мой муж давно умер. У сэра Генри не было ни братьев, ни сестер, а Лидия… Лидия всегда считала, что чувствует себя лучше в обществе своих чисел и уравнений. Она никогда не понимала, как мы нужны ей.

Лидия смотрела на бабушку так, будто слышала все это впервые в жизни. Бабушка встретилась с ней взглядом, и ее черты смягчила нежность.

– И вот, узнав о… положении Лидии, – продолжала миссис Бойд, – мы решили не допустить, чтобы ты, невинное дитя, страдала. Особенно когда выяснили, что ты можешь стать спасением для нее.