- Я хочу тебя не только видеть, но и слышать. Пожалуйста.

От этой просьбы можно провалиться сквозь землю. Мне приходилось сдерживать себя изо всех сил, но теперь, получив новую команду, я должна была стонать. Интересно, как громко. И как часто. Додумать следующую глупость я не успела.

- Ляг, - короткая фраза как слабое напомнила, что все происходящее не сон.

Я опустилась на кровать, не понимая, как сделать лучше. Сдвинуть ноги вместе или же наоборот? Стоит смотреть на него или опустить взгляд в сторону, лишь бы не встречаться с мглой его опасных глаз? Почему он до сих пор в одежде, когда я лежу перед ним почти голая?

Матрас прогнулся рядом, и я ощутила нежные прикосновения на коже. Игнатов провел кончиками пальцев по всей руке и прижался губами к запястью. Пульс колотился как бешеный, и это сложно было не почувствовать.

«Успокойся, Яна» - скомандовала себе я, пытаясь создать хотя бы видимость какого-то контроля. Но кого я обманывала? Вся власть была сейчас у Игнатова, а мне оставалось только подчиняться.

Губы продолжили путь вдоль моей руки, задели сгиб локтя, скользнули по плечу. Его теплое дыхание рождало дрожь не хуже холодного ветра. Язык прикоснулся к ямке под ключицей, шее, зубы чуть прикусили мочку уха, а пальцы легли на затылок. Я невольно прогнулась, запрокинув голову. Если бы он сейчас поцеловал меня, был бы шанс перехватить инициативу, но Виталик продолжил свою игру, пробежавшись языком по горлу и опускаясь ниже.

Внутри меня нервы закручивались в невероятные узлы, по которым пустили разряд тока, отчего тело сотрясала крупная дрожь. Я невольно сжала колени и вцепилась в простыню, когда почувствовала его дыхание на животе. Расслабиться уже не было ни единого шанса. Каждое прикосновение отдавалось внутри конвульсиями, будто меня по очереди обливали холодной и горячей водой. Никогда раньше прелюдия не была настолько чувственной и неторопливой. Я совершенно не знала, что нужно делать. Все тело, даже зажатое, стремилось навстречу ласкам, а в голове пульсировала на удивление ясная, но бестолковая мысль: в люстре надо мной, так много ламп, что можно ослепнуть. Яркий хирургический свет до боли бил по глазам, заставляя меня видеть и запоминать все, что происходило на этой кровати.

Старая как мир притча: мужчина, женщина, похоть.

- Что не так? – раздалось у меня над самым ухом настолько вовремя, будто Игнатов умел читать мысли.

- Свет, - осторожно произнесла в ответ и кивнула в сторону выключателя, - я могу тебя попросить выключить лампу?

Он легко провел пальцами по моему животу, рисуя на коже невидимые узоры. Даже ответ на простой вопрос занимал целую вечность.

- Можешь. Но я хочу видеть как ты красиво стонешь подо мной. Так я пойму, какие ласки тебе нравятся.

- Мне нравится без света, - улыбка замерла как приклеенная под напором его серьезных глаз. Он кивнул и вышел из комнаты. Я обеспокоенно села, когда поняла, что нахожусь в одиночестве больше десяти секунд. Неужели моя просьба могла его обидеть? Но в следующее мгновение облегчение расслабило узел на горле, давая мне свободно выдохнуть.

Виталик вернулся обратно, а в его руках болталась черная лента галстука.

- Повернись, - сухо приказал он.

Я подчинилась. Повязка легла на глаза, и уже в следующее мгновение все вокруг поглотила густая мгла.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍***

Когда темно, то не считается. По крайней мере, так казалось, когда я просила погасить свет над кроватью. Он не послушал и сделал по-своему, вероятно, не в первый раз. Винить его за что-то нельзя - мое желание было учтено и выполнено, хоть и не так, как представлялось мне.

Едва шелковая ткань галстука легла на глаза, я оказалась в кромешной темноте, и если до этого момента был хоть иллюзорный контроль над ситуацией, сейчас власть Виталика надо мной стала абсолютной. И что мы имели? Одну голую женщину. Одну неизвестность. Миллионы касаний. Я старалась не представлять, как выгляжу со стороны, и что сейчас происходит. Я вообще старалась не думать. Все оставшиеся чувства обострились, кожа отзывалась на любое прикосновение, даже самое невесомое, а малейшие звуки казались нестерпимо громкими.

След губ на груди, теплое дыхание, мое разгоряченное тело – температура в комнате скакнула на несколько градусов вверх и сразу же вниз, когда он, опустившись с поцелуями к низу живота, легко подул на влажный след. Я вздрогнула и инстинктивно подалась вперед, навстречу непонятному, но очень желанному. Ремешок часов на запястье царапнул бедро, и сразу на это же место скользнула рука – сначала осторожно, мягко, а затем властно захватывая. Не успев опомниться, я уже лежала на животе, а спину накрыло волной прохладного воздуха, заставив меня прогнуться.

Где-то зазвонил телефон. Не у кровати и не на столе, а извне, будто трубка лежала в коридоре. Он напрягся и замер на несколько долгих секунд, но не двинулся с места, продолжая мою чувственную пытку. Язык пробежался по позвоночнику, ногти легко процарапали длинные витые линии по всей спине, и мышцы словно извело судорогой. Внутри все сжалось, мне пришлось несколько раз глубоко вдохнуть, и я не сразу поняла, что еще нужно и выдохнуть. Кровь шумела в ушах так сильно, что на какое-то мгновение я перестала слышать другие звуки.

Кожу на ягодицах обжало жаром, кажется, от шлепка. Но больно не было. Всплеск адреналина притупил ощущения. Теперь это стало похоже на… страх. Нет, я не боялась, но нервное напряжение и непривычные ощущения сыграли со мной дурную шутку. Если бы не эта кромешная слепая темнота, возможно, мне бы удалось расслабиться, но сейчас это стало невозможно. Напряжение росло, а с ним в какой-то момент пришло и раздражение.

Ощутив его пальцы «там», я инстинктивно дернулась назад, тем самым насадив себя еще глубже на его левую руку, ремень часов снова поцарапал кожу. Я попыталась слегка отодвинуться, но вторая рука припечатала меня к кровати, а губы оставили след чуть повыше поясницы.

Снова зазвонил телефон. Я замерла, ожидая паузу, но на этот раз ее не было. Щетина потерлась о спину, рождая мурашки, руки мяли грудь, зубы прикусывали кожу, волны возбуждения бились о край сознания, но натыкались на стену адреналина и бессильно отступали. Меня трясло уже не от удовольствия, а от чудовищного напряжения. Если бы только я могла перевернуться и снять эту чертову повязку с глаз. Все было непривычно. Я была непривычна самой себе. Стало казаться, что со мной в постели не один, а двое мужчин. Первый нежно ласкал грудь, другой собственнически трогал меня.