— Я пересыхаю, — томно стонала Медуза. — Мне нужен океан.

— Будет тебе океан, — обещал Кир таким голосом, что сразу становилось понятно: не увидеть Медузе океана как собственных ушей. За неимением оных. Слышала она боковой линией, и слышала, надо сказать, преотлично, поэтому Игрек на всякий случай понизил голос.

— А я расчеты почти закончил. Если Старлей не врет и не ошибается, вечером узнаем, в какую точку ей засадить.

Кир опять ничего не ответил. Обняв колени, он смотрел в огонь. В лесу смолк топор, завизжала пила, и тут же сварливо заругался Лешак: «Сухостой рубите, ироды, сухостой! Что ж вы по живому дереву!» Заржал Старлей, тоненько захихикал Марсий. Спускались сумерки. Кир смотрел в огонь долго, до тех пор пока угольки не подернулись золой. Лишь в центре еще алели редкие искорки. Тогда из углей высунулась уродливая башка Саламандра.

— Да что вы, очумели, что ли? Холодно, блин!

Кир встал и подкинул в костер дров. Саламандр завозился, устраиваясь поудобней, отогревая рыжую, в черных пятнах шкуру.

Ночью пошел дождь. Дождь залил костер, и жалобно стенающий Саламандр очутился посреди большой лужи. От лужи шел пар. Вода, соприкасающаяся с кожей Саламандра, пузырилась. Дождь промочил палатки, и над лагерем стояли стоны и ругань. Лишь Медуза блаженствовала. Она вылезла из бочки и дефилировала под толстыми струями, покачивая бедрами, как модель на подиуме. Щупальца ее фиолетово светились. Медуза и обнаружила скрывающуюся в кустах беженку. Не особенно церемонясь, она выволокла беглянку на середину поляны и заверещала: «А вот кто шпионку поймал!»

При ближайшем рассмотрении оказалось, что девушка — вовсе не шпионка. Клацая зубами и трясясь от холода, в облепившей ноги драной юбке и нелепой обгоревшей кофте, посреди поляны стояла Анжела.

— Ух ты! — восхищенно присвистнул Старлей. — А я думал, из города только мы с Кирюхой спаслись.

Игрек приосанился и разгладил мокрые пряди надо лбом. Марсий, бабник известный, как и все сатиры, достал откуда-то щетку и принялся расчесывать шерсть на ногах.

— Ты дустом еще посыпься, дустом, а то блохи ведь полюбовницу твою заедят, — злобно прошипела Медуза. Ее раздражало, что она теперь не единственная дама в лагере.

— Спокойно! — прикрикнул Кир.

Хотя никто особо и не волновался.

Кир подошел к девушке и накинул на ее дрожащие плечи плащ-палатку.

— Ты откуда взялась?

Анжела подняла на него огромные, как небо, глаза и прошептала:

— Из города. Не прогоняйте меня, пожалуйста. Я буду хорошей-хорошей. Честно.

— Кто же тебя прогоняет? — хмыкнул Старлей. — Оставайся, мальчик, с нами, будешь нашим королем.

Кир обернулся:

— А ну цыц. Из города? — Это снова Анжеле. — А как же ты из города вышла, милая?

Анжела потупила глаза, сжалась, кутаясь в плащ-палатку.

— Не помню. Там, на площади… — Она замолчала на минуту, будто воспоминания давались ей тяжело. — Была толпа. Дома горели. На меня набежал Максик… Нет, Максик стоял на тумбе и читал стихи, что-то о падении Вавилона. Потом он упал и закричал, но его все равно затоптали. Я побежала обратно…

Кир сжал ее плечо.

— Ты Ирку… Ирку с Венькой не видела?

Анжела помотала головой:

— Я уже никого не видела. Дым очень глаза ел, и я плакала, мне жалко было Максика. Он все же хороший был, глупыш. Цветы мне носил. Я плакала и бежала, меня толкали, а потом стало свободней, и я еще быстрей побежала. Потом… Потом сзади все замолчало. Вообще всюду, только сааабааачкиии на луну выли. Была такая полная луна…

Кир сомнительно покачивал головой, Медуза кривила губы, но Лешак, Старлей и Марсий были точно за Анжелу. Даже Саламандр вылез из своей лужи и обвил ее ноги, тепло мерцая. Анжела благодарно улыбнулась.

— Ладно, — наконец сказал Кир. — Выбралась и выбралась. Будешь пока с нами. У кого в палатке есть место?

Старлей и Марсий синхронно шагнули вперед.

— Понятно. Значит, поживешь с Лешаком.

Утром после дождя в лесу было хорошо. Свежо. Прохладно. На каждой не затоптанной еще травинке повисла малая капелька, и каждая капелька блестела, отражая низкое пока солнце.

Саламандр высушил дрова, и пламя разгулялось вовсю. После завтрака Кир собрал всех у костра. Только Анжелу отправил за ягодами — поздней черникой и ранней морошкой, на Сухое Болото.

— Значит, так. Первым говорит Игрек, потом я, потом Медуза. Если у кого будут возражения и дополнения, поднимайте руку. Ну, поехали.

Игрек достал чертеж, аккуратно упакованный в прозрачный пластик. Разложил на траве и уселся рядом на чурбачок, покачивая карандашом.

— Подойдите поближе.

Все склонились над чертежом. Спустя секунду Медуза отступила и разочарованно протянула:

— Ну, Стена. Что мы, Стены не видели?

— Подождите, это еще не все. — Игрек вытащил из-под плаща еще один лист пластика и совместил с чертежом. На пластике пересекались концентрические круги и линии, проведенные красным маркером. — Видите? Это зоны рождения, о которых нам известно со слов Старлея. Кое-какие данные подтверждены аэросъемкой — до тех пор, понятно, пока тушканчеги не извели все наши ВВС. Если провести кой-какие расчеты, видно, что зоны расположены не в случайном порядке. Изначальное предложение было разбомбить все эти точки, поскольку Стена в них наиболее проницаема. Но на это нам просто не хватит ни времени, ни боеприпасов. Однако если вы посмотрите сюда и сюда, — он поводил карандашом над картой, — то заметите, что зоны складываются в циркулярный узор вокруг центра. Я предполагаю, что Стена — живой организм, а эта вот точка… — Он снова ткнул в карту. — Это ее нервный центр или то, что его заменяет. Зона наибольшей уязвимости. Если мы ударим сюда, с большой вероятностью Стена будет разрушена.

— С какой вероятностью? — спросил Марсий.

Игрек поморщился:

— Пятнадцать процентов.

— Пятнадцать? — возмутилась Медуза. — Рисковать моими щупальцами ради вшивых пятнадцати процентов?

Кир усмехнулся:

— Дамочка, у вас есть лучшие предложения?

Медуза фыркнула:

— Откуда мы вообще знаем, что чертов центр существует?

— Он существует.

Все обернулись к Старлею, и тот тихо повторил:

— Он существует. Я все время его чувствовал, когда был там… внутри. Это как желудок и мозги одновременно. То есть и желудок, и мозги, и, извините, дамы, пизда — для Стены это одно и то же. И там выводятся самые важные тушканчеги, не такие, как рядовые в тройках, а что-то вроде их генералов. Понимаете, когда ты в Стене… — Он замолчал, подбирая слова, и молчал так долго, что змеи на голове Медузы завозились и зашипели от нетерпения. У Кира зародилось нехорошее подозрение, что слова Старлей подбирал лживые, однако других источников все равно не имелось. Придется верить тому, что есть. — Когда ты в Стене, ты чувствуешь все, — наконец разродился Старлей. — Ты — это ты, и другие тушканчеги, и все, что Стена разрушила, и все, из чего она состоит, и земля, и воздух вокруг нее, и сама Стена. И это самое страшное. Потому что это такое чувство, от которого очень сложно отказаться. Что-то очень большое и сильное. Даже сейчас… — На сей раз он замолчал уже окончательно.