У Вуанга в келье с десяток тренажёров, циновка и широкий поддон с речным песком. Тренажёры — понятно для чего, циновка — для отдыха и медитаций, песок — для того, чтобы записывать сочинённые хокку. Хокку — это обязательно. Ведь Вуанг не только воин, но и поэт. Немного. А помимо того — маг. Чуть-чуть. Также как и я — немного воин и чуть-чуть поэт, а Ашгарр — немного маг и чуть-чуть воин.

Когда я в прошлый вторник пополнял провиант, на песке ореховым прутиком было выведено: лапа дракона раскрытого веера тень на белой стене

В чём сакральный смысл, не совсем понял, но образ зацепил и не отпускал до среды. Потом всё завертелось и стало не до того.

Тнельх, осмотрев бункер, сразу вычислил келью, где находится Тайник.

— Здесь? — указал он на обитую кованым железом дверь.

Я кивнул:

— Здесь.

Вуанг ничего не сказал, лишь испытующе посмотрел на гостя — сумеешь ли открыть?

Он сумел.

Знал древнее заклинание и, произнося его, ни разу не ошибся.

В Тайник, как это в таких случаях и полагается, мы вошли втроём. Первым — Инспектор. За ним, освещая помещение факелом, вошёл Вуанг. И уже следом за воином шагнул я.

Без лишней суеты мы окружили стоящий посреди кельи щербатый каменный куб, в специальное углубление которого намертво вставлен бронзовый котёл. Эта древняя посудина — такая огромная, что в ней за раз можно наварить кулеш для сотни оглодавших за долгий переход всадников — была до краёв наполнена водой.

Какое-то время мы молча глядели на воду. Холодная неподвижная гладь отражала вертлявые отблески пламени, и в этом причудливом единении таких разных стихий было нечто торжественное. Не знаю, как остальные, а я проникся. Как и всегда.

Что делать дальше, Инспектор знал на ять, подсказывать не пришлось. Сняв медальон Допуска, он шепнул ему просьбу и бросил в воду. Я досчитал до пяти, прежде чем круг с изречениями Великого Неизвестного стукнулся о дно. Когда волны улеглись, мы увидели в воде небо по-летнему солнечного дня: куда-то плыли облака, сновали птицы, а размазанный след самолёта походил на замысловатый иероглиф.

Заглядывая в воду, Инспектор стал шарить рукой по небу.

Он разогнал облака, распугал птиц и стёр рукавом спецовки инверсионный след самолёта, но фрагмента Вещи Без Названия не нашёл.

Попробовал ещё раз и вновь безрезультатно.

И ещё раз.

Втуне.

Теоретически Инспектор был подкован неплохо, но практические навыки, увы и ах, у него пока отсутствовали. Оно и понятно — новичок он и есть новичок. Даже опытному Инспектору всякий раз нелегко — тайники по своему устройству уникальны, двух одинаковых нет, пойди приспособься. Что уж о новичке говорить.

Переглянувшись, мы с Вуангом поняли друг друга без слов — нечего выпендриваться, надо брату помочь.

И не замедлили.

Воин передал мне факел, мельком глянул в котёл и одним молниеносным движением, словно жаба стрекозу, ухватил фрагмент Вещи возле правого уха растерявшегося Тнельха.

Это была покрытая патиной медная штуковина, похожая с одной стороны на приплюснутый скрипичный ключ, а с другой — на букву «айн» древне-еврейского алфавита.

Инспектор вытащил из заднего кармана джинсов мятый листок из тетрадки в клеточку и стал сверять нанесённый на него чертёж, очень похожий на детские каляки-маляки, с представленной деталью.

Минуты три прошло, прежде чем он сказал:

— Похоже.

А мы и не сомневались.

Инспекция закончилась тем, что Вуанг закинул фрагмент на место, а я сжёг протянутый чертёж в огне факела.

Прежде чем, отправиться с Тнельхом в обратный путь, я заглянул к себе в лабораторию и сунул в карман спецовки несколько упаковок с Зёрнами Света. А потом затянул Вуанга в его келью.

— Охотник в городе, — предупредил я воина.

Хотел, чтобы прозвучало более-менее торжественно, но вышло так, будто бригадир на стройке объявляет, что подвезли цемент. В ответ Вуанг сдержанно улыбнулся и несколько раз ударил кулаком по ладони. Я даже и не сомневался, что последует такая реакция: для воина хорошая драка, что для второклассницы мармелад.

Сказав всё, что хотел сказать, я направился к выходу, но воин ухватил меня за рукав. При этом, как всегда, ничего не сказал, лишь бровью повёл. Впрочем, этого было достаточно.

— Не волнуйся, — сказал я, — со Списком всё в порядке. — Подумал и уточнил: — Почти в порядке. Не закрыт один пункт, но к Ночи Полёта, всё улажу. Может, уже даже завтра улажу.

Вуанг одобрительно кивнул и отпустил рукав. Я направился к выходу, но на пороге задержался и повернулся к поддону с песком. Последний опус воина был таким: и после всего всё же вертятся они крутые яйца

«Ни прибавить, ни убавить», — подумал я и вышел из берлоги, пропахшей потом, ржавеющим железом и сыромятью.

Выбрались мы Тнельхом на поверхность в начале седьмого. Такого пекла, как днём, уже не было, но жара ещё не ушла, поэтому я предложил поужинать загородам, в каком-нибудь ресторанчике на берегу Озера. Упрашивать не пришлось, Инспектор согласился сразу. И правильно сделал. Глупо не воспользоваться оказией и не побывать там, где вода бездонна, небо бескрайне, а воздух чист и прозрачен без «б».

Столь легко согласившись на моё предложение, Тнельх тем не менее вежливо поинтересовался:

— А я тебя не напрягу, брат?

Я вспомнил мертвеца с улицы Бабушкина, подумал о шастающем по городу Охотнике, послал мысленный привет находящейся под домашним арестом Лере, нащупал в кармане ключ от номера 404 гостиницы «Элит Холл» и ответил:

— Нисколько.

Когда мы отъехали от Того Самого Места Тнельх заметил:

— Не разговорчив ваш вояка. Слова за всё время не сказал.

— Это у него с детства, — посетовал я. — Услышал от кого-то, что иное слово убивает — теперь лишнего слова из него не вытянешь. Впрочем, не лишнего тоже.

— Это что-то новенькое — воин-пацифист.

— Не-а, не пацифист. Просто любит самостоятельно выбирать цель для удара.

Тнельх удивлённо вскинул брови.

— Сейчас поясню, — сказал я и, осилив запруженный машинами поворот с Маркса на Ленина, рассказал: — Дело в том, что после того, как узнал, что слово иногда убивает узнал ещё и другое. Что однажды произнесённое слово живёт во вселенной вечно.

— Так утверждали философы-стоики, — вспомнил Инспектор.

— Они родимые. Вот у Вуанга и сложилась в голове такая картинка: убийственное слово беспрерывно летает по вселенной и разит всех подряд. И правых, и неправых. Всех. Без разбора. Понимаешь, брат, о чём я? Или я слишком путано?

— Отчего же, понимаю. Слово для него что-то вроде безумной стрелы, которая не только указанную цель разит, но и кучу неуказанных.