Низко опустив голову, я попрощался с врачом. Миновав коридор, добрался до лифта, прошел еще по одному коридору к выходу. Спустился по отлогому дугообразному пандусу. Присел на бордюр цветочной клумбы и увидел парня, дымившего сигаретой. Лицо его в профиль было мне знакомо. Человек, которого я принимал за себя. Сюдзи Масико.

Я сделал несколько шагов, он заметил меня и быстро сунул руку в карман. Я равнодушно посмотрел на него, и парень протянул мне белый конверт.

– Зачем? – Этот вопрос прозвучал у меня в голове, но произнес ли я эти слова вслух, вспомнить не могу. – Мне ничего от тебя не надо, – все-таки выдавил я, чувствуя, как во мне потихоньку оживает гнев.

Проходя мимо него, совсем близко, я опустил руку в карман и, нащупав лежавшую там пачку денег – те самые триста тысяч, – швырнул ее в лицо Масико. Она ударила его в висок, и десятитысячные купюры взлетели в воздух, раздуваемые легким ветерком. Масико не шелохнулся. Потом почему-то криво усмехнулся и слегка пожал плечами.

Я зашагал по тротуару к станции. В ранний час прохожих почти не было. И тут я увидел знакомую личность. Навстречу, покачивая толстым животом, шел Гэнъитиро Ихара. Я опустил глаза.

Узнал он меня? Похоже, нет. Нервно-торопливым шагом Ихара прошел мимо. Наше первое свидание на дамбе состоялось глубокой ночью. Он и лица моего как следует не разглядел.

Возвращаться одному в опустевшую квартиру не хотелось, и я, сам того не заметив, сошел на станции «Цунасима».

Солнце уже поднялось. Смешавшись с утренней толпой пассажиров, я прошел через турникет. Я так измучился, что ноги подкашивались, но о сне и подумать не мог. Даже в голову не приходило как-то передохнуть.

Поднявшись по длинной мрачной лестнице, я постучал в простую замызганную дверь. Один раз я уже стучался в эту дверь, и человек, которого я встретил за ней, помог мне.

Митараи не спал. Мне не приходилось бывать у него в столь ранний час, но, так или иначе, прежде таким бодрым я его не видел. Что касается меня, то я никогда не посещал его в состоянии такого физического и душевного раздрая.

И если мой нынешний визит отличался от предыдущих, то у Митараи ничего не изменилось – он встретил меня с обычной безмятежностью. Казалось, он совершенно забыл о том, как я с ним разговаривал в Мотосумиёси каких-то несколько часов назад. Митараи, скорее всего, сам никогда не поймет, как успокаивающе подействовал на меня его прием. Лучше всяких утешений.

– Извини меня, – сказал я таким голосом, будто обращался к соседу за стенкой. – Прости. – Сразу вспомнилось, что Митараи знал заранее, что я буду извиняться.

– Ну что стоишь как столб… Присаживайся. Сейчас сделаю кофе.

Я медленно опустился на диван и в полном изнеможении от пережитой безнадежности стал ждать. Вскоре Митараи протянул мне кружку. Я взял ее, поставил на стол – пить пока не хотелось. Над кружкой поднимался легкий белый парок. Я смотрел на него, не в состоянии отвести глаз.

– Всю ночь думал? Или что изменилось?.. – Митараи испытующе посмотрел на меня. – Случилось что-то?

Я вяло кивнул. Ощущение такое, будто я лишился всякой чувствительности. И надо сказать, это было совсем не плохо.

– Сегодня Рёко умерла, – сказал я. Ответа не последовало, и я медленно поднял глаза на Митараи.

Встретившись со мной взглядом, он наконец произнес:

– Как же так?..

Видно было, что это известие и для него стало ударом.

– Как же теперь без нее? – проговорил Митараи, поднимаясь с места. – Насильственная смерть… Я же говорил: надо быть очень осторожной. Что же это? – выдохнул он.

– Думать об этом невыносимо, – пробормотал я. – Просто нет слов, в голове пустота. Ради чего тогда все? Зачем этот завод с этими рожами, на которые смотреть тошно? Сколько я там мучился!.. Все ради Рёко. Я был готов терпеть что угодно, лишь бы она радовалась, лишь бы мы с ней мирно жили… И вот плата за все.

Я тихо вздохнул и попробовал улыбнуться. Но улыбка, наверное, получилась жалкой.

– И что бы ни случилось дальше, я всегда буду ей благодарен. Как замечательно мы с ней жили! Ходили в кафе, ели пирожные…

Я говорил без остановки, словно одержимый, и сам не мог понять, почему меня так прорвало. У меня появилось какое-то опасное предчувствие.

– Мы вместе гуляли по Йокогаме. Прокатились на катере, ходили в птичий зоопарк. Нам было хорошо. Ни одного дурного воспоминания у меня не осталось. Поэтому я благодарен Рёко. И дальше буду жить с этим чувством благодарности. Что я нес у нее в палате!.. Только и повторял, как дурак «не умирай» да «не умирай»… Как дитя малое. Полная бессмыслица. Если подумать, на самом деле я хотел сказать только одно: «Спасибо тебе, Рёко»…

«Черт возьми! Поверить не могу!» – беззвучно закричал я. Меня вдруг охватило звериное отчаяние. Из глаз брызнули слезы. Лицо уродливо скривилось, будто попало под мощную струю воды. Я стал колотить себя по голове руками. Овладевшая было мною прострация вдруг разом, без всякого предупреждения, сменилась ощущением жуткого несчастья.

Я свалился со стула на пол, оскалился, стоя на четвереньках, и завыл, как маленький жалкий звереныш. А слезы тем временем катились из моих глаз непрерывным потоком, как шелковые платки, вылезающие из шляпы фокусника.

– Сволочь! – снова оскалив зубы, восклинул я, не понимая, зачем и против кого этот крик. Мои гнев и негодование, о которых не знал никто, в первую очередь были адресованы самому себе. Не передать словами, как я был зол на собственную молодость и незрелость. Разозлился так, что готов был себя убить. В голове крутилась мысль: дойду ли я до самоубийства?

Сколько продолжались мои рыдания? Через какое-то время я поднял голову и увидел на полу, прямо под носом, маленькую лужицу. Я усмехнулся. Попробовал сделать вдох. Раз, другой, третий – и обнаружил, что с каждым вдохом желание плакать становилось все слабее. Становилось лучше прямо на глазах. Ощущения после слезливой истерики напоминали то, что чувствуешь после рвоты. Я смущенно поднялся и слегка улыбнулся. Снова взгромоздился на стул и, покраснев, взглянул на Митараи. Тот с важным видом копался в стеллаже с пластинками, пока не выбрал одну.

– Давай послушаем что-нибудь спокойное, – предложил он.

Утерев слезы со щек, я кивнул в знак согласия. И, слушая Бенни Гудмена, решил спросить о том, что не давало мне покоя.

– Откуда тебе известно про все эти махинации? Как ты понял, что я направляюсь к дому Ихары?

В ответ на мои вопросы Митараи, как я предполагал, должен был поступить, как ему свойственно, а именно: разразиться длинной речью. Я выпрямился, собираясь слушать внимательно, не пропуская ни одного слова, но он лишь досадливо махнул передо мной рукой:

– Да ладно… Может, бог с ним?

Чего не ожидал, того не ожидал. Я вопросительно наклонил голову набок.