Мы пролетели над городом, и я окончательно попрощалась с ним. А может быть, я прощалась со своим прошлым – как знать.

Самолет поднялся выше – теперь мы летели над облаками, которые казались бесконечным дрейфующим морем, над которым светило солнце. Нас не трясло и не укачивало, а плавно несло вперед.

Это был мой самый удивительный перелет в жизни, и я чувствовала себя Золушкой, которая нашла себе ненормального принца. А этот самый принц, то есть Кезон, сидел на диванчике, потягивал что-то из бокала и с жизнерадостной миной таращился в телефон – в самолете был спутниковый интернет. Выглядел он так, будто бы не летел на арендованном супер-джете, а находился у себя в гостиной. Удивительный человек. Его то стукнуть хочется, то сесть рядом и обнять. Положить голову на плечо и ни о чем не думать.

Я вспомнила его слова о том, что он будет защищать меня, и вздохнула.

– Влюбилась? – весело поинтересовался Кезон, так и не глядя на меня, но заметив, что я рассматриваю его.

– Влюбилась, – спокойно подтвердила я. – Женишься на мне, милый.

Он расхохотался.

– Если я решу жениться на тебе, лапуля, отведи меня к психиатру.

– Договорились, – кивнула я. – Могу еще и к экзорцисту или к шаману сводить.

– Садись ко мне, – похлопал он по дивану рядом с собой ладонью, и я решила – почему бы и нет? Думала, что мы будем сидеть рядом, а вместо этого Кезон решил, что я должна стать его подушкой – он тотчас улегся, положив голову мне на колени. Мне тотчас захотелось запустить пальцы в его темные волосы, но я сдержала себя. Что Кезон обо мне подумает? Что я действительно влюбилась в него? Мне не хотелось услышать еще тонну шуточек от него.

– Сделай мне массаж головы, – заявил он, глядя мне в глаза снизу вверх.

– Больше ничего не сделать? Может быть, массаж где-нибудь еще? – ухмыльнулась я.

– Массаж где-нибудь еще мы будем делать не в самолете, – нахально ответил Кезон. – А пока что займись моей головой. В конце концов, мы заключили договор, помнишь? Я помогаю тебе, а ты выполняешь мои поручения. Как там было написано? Я, Шуточкина Наталья Андреевна…

– Шутейко, – недовольно поправила его я.

– …Обещаю выполнять роль девушки Кирилла в течение месяца, а также выполнять прочие поручения взамен на защиту и выплату денежной премии, – по памяти процитировал музыкант. – Так что выполни мое поручение. Сделай массаж головы. Она просто раскалывается, если честно. – Его голос прозвучал тихо, без лукавства и насмешек.

Я коснулась его волос – густых, жестких и странно притягательных. Если сначала я хотела послать Кезона вместе с его договором, то слова о том, у него болит голова, растопили мое сердце. У меня и у самой порой была мигрень, и в такие дни хотелось лезть на стену.

Подушечки моих пальцев оказались на середине его лба, и, немного надавливая на него, повели к вискам, стали растирать их круговыми движениями. После переместились на затылок, то поглаживая, то аккуратно надавливая. Кезон закрыл глаза, кажется, наслаждаясь каждым моим прикосновениям, и, пока я делала массаж, уснул. Во сне он казался беззащитным – без этой своей вечной улыбки или изогнутой в насмешке брови. Я не сразу осознала, что рассматриваю его лицо – линию роста волос, высокий лоб, длинные ресницы, как будто бы он только что сделал их ламинирование, прямой нос, выразительные скулы, мужественный подбородок. Чуть вытянутое лицо, и черты, может быть, не самые правильные, но привлекательные. Не парень, а картинка, и даже легкая щетина не портит его красоты – не яркой и головокружительной, граничащей со смазливостью, а мягкой и неброской. Кезон из тех людей, чья внешность универсальна, и он легко может воплотить любой образ – и громкой рок-звезды, и бородача в старомодном костюме, и «своего в доску» парня, который вечно смешит людей и может заставить улыбнуться любого. Ну, или довести до белого каления.

А еще может быть тем, кто пообещает спасти, и ты поверишь ему.

Я вновь коснулась его волос – осторожно, почти невесомо. И стала гладить их, надеясь, что Кезон не проснется, не в силах отвести взгляд от его лица. Кожа у него была отличной – ровной, тронутой загаром. Но дотронуться до его лица я не решилась. Лишь задумалась – Кезон тщательно ухаживает за собой? Посещает лучшие салоны Нью-Йорка, или где он там живет? А может быть, у него такая хорошая кожа от природы? И мимические морщинки вокруг глаз и у уголков губ лишь придают шарм.

Моя рука вдруг замерла. И меня пронзила странная, пока еще непонятная мысль – он что, нравится мне? Этот нахал с самолюбием размером с Эверест? Нет, сейчас он мне помогает, и я ему благодарна, но ведь из-за него у меня было столько проблем! Я столько всего натерпелась после концерта «Лордов»! Моя жизнь оказалась поделена надвое из-за знакомства с этим оболтусом. Как же он может мне нравиться? Нет. Точно нет. Мне нравится Вадим.

«И именно поэтому ты его вообще не вспоминаешь», – добавил внутренний голос. Возразить мне было нечего.

Кезон проснулся минут через сорок. Я все так же сидела на диване, боясь пошевелиться, словно у меня на коленях лежала не его голова, а кошка, которую не хотелось будить. Я бездумно смотрела на большой экран, на котором транслировалась карта Земли и наш самолет – можно было проследить, в какой точке мира мы находимся, и как далеко лететь до пункта назначения. То, что мы в небе, почти не ощущалось – никакой тряски или ужасного гула. Только за стеклом иллюминаторов все так же неслышно плескалось небесное море, сотканное из облаков.

Он внезапно открыл глаза и резко встал, испугав меня. Вид у него был такой, словно ему снился кошмар – широкие зрачки, чуть приоткрытые губы и едва слышное сбивчивое дыхание.

– Ты чего? – удивленно спросила я, а он в ответ лишь помотал головой и ушел в уборную. Когда Кезон вернулся, к нам подошла стюардесса, которая, видя, что он спит, не тревожила нас, а теперь решила предложить обед. Кезон, который, кажется, пришел в себя, любезно согласился. С дивана мы переместились на кресла, между которыми стоял столик, накрытый белоснежной скатертью, словно в ресторане, и, надо сказать, блюда здесь были не хуже – и подачей, и вкусом. Закуски, салат, горячее и десерт – шоколадный фондан, из которого при разрезании вытекал шоколад.

Ели мы молча. Я смотрела какой-то фильм на одном из экранов, а он переписывался с кем-то. Оказалось, что Кезон общается с Октавием, с которым заключил спор.

– У них с Лилит все слишком хорошо, – недовольно сказал музыкант, как ребенок ковыряя вилкой пасту.

– Думаешь, он выиграет? – спросила я.

– Кто ему позволит? – ухмыльнулся Кезон. – Сейчас устроим обнаженную фотосессию, и вырвемся вперед.

Вместо ответа я с мрачным выражением лица показала ему средний палец. Вот тебе, зараза, а не обнаженная фотосессия. Его это только развеселило.

– Конечно, Окту проще. Ведь Лилит – его фанатка. А кто у меня? Девица, которая сверлит взглядом и мысленно проклинает. Антифанатка. Условия вообще неравные.