– Он начался именно тогда? А до этого все было хорошо?

– Признаюсь, у меня возникли некоторые подозрения, пока я сидел в камере, но, насколько мне известно, такое случается.

– И что же ты видел, когда случились эти «подозрения»?

– Знаешь, – сказал Роджер, – это уже слишком. Меня не в чем обвинить. Не надо делать меня главным антагонистом. Я хочу помочь Теду. Зачем мне ему помогать, зачем спасать его, если я решил обречь его на вечные муки?

– Ты чувствуешь себя виноватым, – сказала я. – В какой-то момент – точно не могу сказать: может, когда убили Теда, может, до, а может, после – ты, осознав, что натворил, испытал сожаление. И как только тебе представился шанс загладить свою вину, ты не преминул им воспользоваться.

– Ты, как я смотрю, все продумала. Полагаю, чувство вины не давало мне рассказать тебе об этом.

– Чувство вины и сомнения. Думаю, ты внушил себе, что это все привиделось тебе на фоне стресса, вызванного подозрениями на инфаркт. Потому что, если бы это оказалось правдой, если ты действительно заключил сделку, чтобы наложить на своего сына проклятие… Что же тогда ты за человек?

– И как же ты додумалась до… До всего этого? Потому что я ходил по ночам? Ты решила, что перемены в моих ночных занятиях означают угрызения совести?

– Я все видела.

– Видела что? Что ты имеешь в виду?

– После того, как я увидела Теда, после того, как убежала из закусочной в павильон, в котором ты меня обнаружил, пока я была там, я… У меня было видение. В ту ночь я была в камере. Я видела, как у тебя начался инфаркт, я видела, как та штука – око – явилась тебе. Сразу после восхода солнца.

На этот раз Роджер начал пить прямо из горла́; студенты гордились бы таким преподавателем. Он вытер губы тыльной стороной ладони.

– Невероятно. Правильно ли я понял: мы собирались пообедать, когда произошло травмирующее событие. Я отказываюсь верить, что ты видела Теда, но что бы ни предстало перед тобой, этого было достаточно, чтобы ты вскочила с места и вылетела из закусочной и понеслась по улицам Ок-Блаффс. В то же время, пока ты находилась в шоковом состоянии, к тебе пришло «видение», в котором я представлен козлом отпущения, и ты, ни секунды не сомневаясь, приняла его на веру. Тебе ни разу, судя по тому, что я сейчас услышал, не пришло в голову, что твое видение могло быть ложным, что в состоянии аффекта тебе могло привидеться все, что угодно.

– Зачем, Роджер? Зачем мне все это выдумывать?

– Как я уже говорил, ты, по-видимому, считаешь, что ответственным за выкидыш стоит считать меня. Вероятно, ты считаешь, что наш конфликт с Тедом в квартире сказался на тебе самым серьезным образом. Когда мы переехали в Дом, ты пережила несколько тревожных инцидентов. Не секрет, что тебе сейчас очень тяжело, Вероника. Иначе зачем мы сюда приехали? Ты забыла, как упала на лестнице? Судя по всему, ты на грани нервного срыва; а я этого даже не заметил. Сегодня днем ты… Ты довела себя до предела, и впоследствии выдумала такой сюжет, который бы собрал события последних месяцев в единое целое.

– То есть ты веришь, что твой сын взывает к тебе из бардо, ты веришь даже в то, что он пытается связаться со мной, но мое видение в павильоне – это, по-твоему, галлюцинация?

– Твое видение – неправда.

– Я была там. Я могла перемещаться по нему. Я хотела выбраться оттуда, но не могла. Я видела тебя на койке; я видела ту штуку в углу. Я ощущала ее. Так же, как и Дом.

– Забавно. Я прекрасно помню время, которое провел в камере – тогда я впервые оказался в тюремном заключении, – но что-то тебя я там не видел.

– Меня там не было. Я была невидимой.

– Вот оно что. И мои слова, естественно, это только доказывают.

– Хорошо. Видимо, я не смогу тебя переубедить.

– Я не говорю, что ты ничего не видела. Но увиденное тобою просто-напросто никогда не происходило в реальности.

– Не имеет значения. Я не могу тебя переубедить. Это просто смешно, учитывая, что я пытаюсь заставить тебя поверить в то, что ты сделал. Ладно, забудь. Ты можешь доказать мне, что я не права.

– И как же?

– Сними проклятие. Отмени его, забери его назад, откажись от своих слов.

– Я уже выражал сожаление по поводу высказанного Теду.

– Выразить сожаление и отказаться от своих слов – не одно и то же. И ты это знаешь.

– Что за глупости.

– Если это глупости, что сложного? Сними проклятие.

– Наш нелепый разговор стремительно принимает довольно неприятный оборот.

– Разве?

– Ты, должно быть, шутишь.

– Ни капли.

– Я не стану тебе потакать. Ты бросаешься безосновательными обвинениями. Обвиняешь меня в… Твои обвинения были бы чудовищными, если бы не были так абсурдны.

– Тянешь время, – заметила я. – Я твоя жена. Исполни мой каприз. Если ты можешь помочь мне избавиться от стресса, сбросить этот груз с плеч, то почему бы не сделать это прямо сейчас?

– Ты глумишься надо мной.

– Нисколько. Я даю тебе шанс доказать, что я ошибаюсь. Я прошу тебя об этом. Все, что от тебя требуется, – снять проклятие. Вернуть Теда. Снова сделать его своим сыном. Положить конец его изгнанию.

Роджер свирепо смотрел на меня. Он так сильно сжимал бутылку, что у него побелели костяшки пальцев. Я думала, что он раздавит стекло. Он облизнул губы.

– Нет, – сказал он. – Нет.

– Что «нет»?

– Я не стану этого делать. Не стану, как ты говоришь, снимать проклятие. Нет никакого проклятия. Были лишь слова, высказанные в гневе – в страшном гневе, да, но это были просто слова. И утверждать, что они означают нечто большее, было бы нечестно. И пусть я сожалею, что высказался так резко, но не терзаюсь угрызениями совести за чувства, которые побудили меня к этому. Мои чувства были полностью оправданны: как бы ни был возмущен Тед отправленным тобой известием о свадьбе, у него не было никакого права вести себя подобным образом. И если мое воспитание его этому не научило, то элементарно соблюдать приличия он был обязан. Тед сам навлек на себя беду.

– А та штука в камере? Ее он тоже навлек на себя сам?

– Никакой штуки в камере не было. Только я и мой гнев.

– Как ты думаешь, почему он к тебе не приходит? Почему я оказалась в самом центре событий?

– Ты забываешь, что я видел Теда через окно в гостиной. И, считаю, что ты была права, когда предположила, что у карусели меня звал голос, принадлежащий Теду. Ты уж извини, но вряд ли ты находишься в центре событий. Очень близко, но не так, как я.

– Ты сейчас про свои хождения во сне?

Роджер сглотнул.

– Я не знаю, чем вызван мой лунатизм, – сказал он и поднял руку, чтобы я не успела его прервать. – Если бы я страдал от нечистой совести, как ты предположила, почему эта совесть оставила меня в покое, как только мы покинули Дом? Она тоже ушла в отпуск? Несомненно, здесь существует некая психологическая связь. Я не постесняюсь признаться, что смерть Теда сильно… Оказала на меня значительное влияние. Прибавь сюда возвращение в дом, в котором я растил его, и ты получишь причину моих ночных экскурсий.