из-за гор выставлялись два рога луны и проводили серебристую струю во всю ширину Ольта, до подошвы монастырской стены, часто смотрел я, как рыбак, вылитый в форму Гнедичевского рыбака, бороздил быстрину реки или далеко уносился ею…, а кругом была тишина и святость, и всегда полный чувства, полный мыслей уезжал я отсюда. – Зачем человек не может довольствоваться одним ощущением, постоянно прекрасным, – для него нужна борьба, нужна победа, самые бедствия, кажется, необходимы для его существования, не говорю для счастья: счастье миф, как миф о Прометее. Человек очень похож на легавую собаку, на охоте: она постоянно в напряженном, деятельном состоянии; то кинется в сторону, то вернется на свой след, обнюхивает, суетится, опять бежит вперед, насторожив уши, вся внимание, истомленная, голодная, – а о чем хлопочет она? Достанется ли ей хоть малейшая доля от добычи, которую она выследит!

Поднимаясь и опускаясь, то по долине Ольта, то по хребту гор, между которыми он течет, в этой чаще, в этой глуши, я встретил человека, подобно мне, пришедшего сюда издалека, чужого этой стране, то был французский инженер М., занимавшийся по поручению валахского правительства проектом укрепления берегов Ольта, и учреждения на нем судоходства, что, впрочем, далеко превышает средства Валахии. М. прожил несколько времени у меня в Рымнике и я, наконец, мог промолвить слово, мог отвести душу. Не говорю, чтобы здесь были люди нехорошие, напротив, они очень хороши, Рымник далеко выше образованием, чем наш Зашиверск или Бугульма, но все таки в нем как-то необычно для нас, иностранцев. Я хотел было еще что-нибудь сказать о Рымнике, в котором так долго жил, но здесь наблюдательности путешественника представляется только ряд скромных домиков, разбежавшихся по равнине между Ольтом и Рыу-рымникулуй или спрятавшихся в чаще садов; между ними извиваются змейками дорожки и улицы, на которых кое-где торчит фонарный столб, на пагубу пьяного цыгана. – К чести валахов надобно сказать, что между ними почти никогда не видно пьяного, даже и в праздник; городки их отзываются всегда какой-то пустотой: песни не услышите.

И только о Рымнике? Нет!

В простоте, в наивности пятнадцатилетней девочки, почти без всякого образования, есть высокое кокетство самой природы, которая наделяет ее с такой же заботливостью красотой форм, грациозностью движений, улыбкой светлой, как радость, как солнце, с какой она убирает свой полевой ландыш, потому что этот цветок, будь он в пустыне, ей по сердцу, потому что эта девочка – ее избранница. Как будто природа хочет и здесь показать все бессилие человека и вместе с тем создать для него прекрасный образец для подражания, который женщина должна глубоко изучать. – Видевши раз, можно ли скоро забыть эти черные большие глаза, глядящие с таким полным наслаждением на то, что им нравится, этот ротик, смеющийся так выразительно, так весело, эту простертую вверх ручку, живой знак удивления и, наконец, чудный глянец черных волос, на чудно-овальной головке Ефросиньи, и как жарки ее слезы, как убедительны, сильны простые речи, как прекрасны все ее движения, полные девственной игривости!

Глава IV

В Валахии считается более двух миллионов жителей, на пространстве четырех тысяч восьмисот десяти квадратных географических миль; в Молдавии около миллиона, на двух тысячах шестистах семидесяти одной квадратной мили. Если и возьмем во внимание, что половина Молдавии и большая часть Валахии покрыта горами и лесами, все-таки увидим, что население это незначительно по пространству земли. К тому же, и сами Карпатские горы не везде недоступны для оседлой жизни земледельца.

Трудно сообразить, каким образом этот малочисленный, сравнительно, народ, окруженный отовсюду славянскими племенами, одной с ними веры, совершавший свое Богослужение, свою переписку на одном с ними языке, находившийся некоторое время под властью славянских князей и почти всегда в сношениях с ними, нынче так резко отличается от своих соседей духом и нравственным направлением. Славяне, подобно молдаванам и валахам, или ромынам, римлянам, как называют себя последние, находились под влиянием татар, а южные славяне, вместе с ними перешли под власть турок; но славяне вели непрерывную борьбу с врагами; это был бой гладиатора, отовсюду разимого, но ни разу не сраженного, гладиатора, который, изнеможенный, падал, но только для того, чтобы усыпить врага своего уловкой и при первой возможности восставал опять, если не с новыми силами, то с прежним мужеством. Молдаване и валахи несли жребий свой покорно, терпеливо, в самом рабстве искали своих личных выгод, и находили. Если они сближались иногда с соседями, то, или представляя лицо страдательное, увлеченное необходимостью, или действуя в этом случае интригой, орудием, которое они довели до страшного совершенства, интригой, достойной византийцев и греков-фанариотов, и превосходившую в своей утонченности махиавелевскую политику итальянских республик. Возбуждая славянские племена против своих общих притеснителей, ромыны почти всегда предавали их одних на жертву неприятелей, стараясь тем временем, силой обмана, лести, соблазна, подкупа, выторговать или вымолить себе некоторые привилегии, которые, конечно, всегда относились или к владетельным князьям, или к боярам, ратовавшим этим орудием на счет бедного народа, низведенного, наконец, силой таких привилегий аристократии до самой низкой ступени человечества. Славяне сражались на жизнь и смерть, выходя в поле с открытой грудью, а под кров союзника – с открытым сердцем. Ромыны действовали силой своей политики, и успех оставался гораздо чаще на стороне последних.

Генрих второй, коварнейший государь своего времени, сказал: «лучше раскаяться в словах своих, чем в поступках, и лучше солгать, чем не достигнуть цели, к которой стремишься». Это мудрое правило было девизом Князей-фанариотов Молдавии и Валахии и имело пагубное влияние на характер бояр, разделявших власть их. Только малая Валахия всегда отличалась и отличается нынче своим характером. Отдыхаешь душой, перейдя в эту страну. И смелая поступь, и вольная речь, и сам образ жизни, и часто встречаемое оружие, и какая-то отвага во всех поступках показывают не только соседство, но какое-то единство духа со славянами; и то надобно сказать, что эта часть нынешней Валахии большей частью и действовала с ними заодно, действовала телом и душой.

Нужно ли повторять здесь, что нынче владетельные князья в придунайских княжествах избираются на всю жизнь, если особенно важные причины не принудят к низвержению их; обстоятельства, сопровождавшие выборы князя Бибеско и Александра Кара-Георгиевича, князя сербского, так часто и так недавно повторялись во всех газетах, что они каждому известны. «Экстраординарное собрание» Валахии, совершающее выбор князя, состоит из митрополита, трех епископов, пятидесяти бояр первой степени, из семидесяти трех бояр второй степени, тридцати шести бояр третьей степени, которые избираются от восемнадцати уездов княжества, по два от