– Нет, – сказал он, слыша собственный голос как будто издалека. – Не отпущу.

– Пусть Рансом… держит ее… Ради Бога…

Это был Шелби. Действительность рассыпалась на отдельные части, как в калейдоскопе. Когда все снова встало на свои места, Рансом сидел на краю кровати, а с другой стороны над Мерлин нависал доктор в черном сюртуке. Рансом ощутил на плече чью-то руку. Кто-то стоял за спиной. Он сосредоточился на этом ощущении – даже не видя лица, откуда-то знал, что это его брат. Эта рука держала его как якорь, не позволяла ему распасться на куски, когда он на долгие секунды терял ниточку пульса Мерлин, а потом снова нащупывал ее.

– Вывих плеча, – сообщил доктор.

– И это все? Значит, она поправится? – Тонкий голос его матери дрожал.

Доктор не ответил. Он склонился и приподнял веки Мерлин, одно за другим, приложил к ее щеке тыльную сторону ладони, а потом слегка ущипнул бледную кожу и, отпустив, наблюдал. Затем он поднес к ее носу нюхательную соль, такую едкую, что даже в двух футах от нее Рансом скривился, попросил воды и побрызгал ей на лицо. Не видя никакой реакции, доктор легонько хлопнул девушку по щеке и громко, вопросительным тоном произнес ее имя, велел ей проснуться, открыть глаза и ответить. В последовавшей за этим тишине он приложил пальцы к ее шее и достал из кармана хронометр. Через долгую минуту он поднял взгляд и медленно покачал головой:

– Ваша светлость, я посоветовал бы вам как можно скорее послать за ее родными.

Темная бездна разверзлась перед Рансомом, чернота завертелась перед его глазами. Он сидел очень прямо и потерял бы сознание, если бы не рука брата.

– Рансом? – мягко подтолкнул его Шелби.

– Нет, – ответил он. Голос его показался чужим даже ему самому. – Нет, мы не будем этого делать.

Повисла пауза. Рансом понимал, что все смотрят на него. У него потемнело в глазах: комната завертелась быстрой спиралью, уходящей куда-то в пустоту, будто в черный туннель. Он с силой сжал руку Мерлин.

– …Тяжелое сотрясение мозга, – звучал из пустоты голос доктора. – Удивительно, что череп не расколот. В случаях такого серьезного повреждения… как правило, происходит подавление жизненных процессов. Мозг впадает в оцепенение, кровяное давление снижается, дыхание поверхностно, тело становится холодным и влажным. Я мог бы сказать, что знаю, как исцелить ее; я мог бы сделать кровопускание или смешать аммиачный раствор и втереть в ее лоб. Но я не стану вводить вас в заблуждение относительно наших возможностей в подобных случаях. Честно говоря… – Доктор обвел взглядом комнату. – Мне очень жаль. Ни я, ни любой другой врач ничем не смог бы ей помочь.

– Она жива, – отрешенно повторил Рансом.

– Да, ваша светлость. Она жива. Но упасть с такой высоты… Я не могу вселить в вас надежду, что она снова проснется.

Брат сильно сжал руку на его плече. Рансом посмотрел в сторону Мерлин и увидел, как лицо ее проступает сквозь черноту – бледное, неподвижное. Лоб девушки закрывал ставший красным галстук, а щеку рассекала свежая ссадина, из которой тонкой нитью сочилась кровь, странно темная на совершенно белой коже.

В глубине его опустошенного сознания появился и начал расти гнев – холодная сила разлилась внутри и вернула ему власть над собственным телом. Он сделал глубокий вдох и встал, стряхивая руку Шелби:

– Где Коллетт?

Кто-то открыл дверь. Через несколько секунд суеты секретарь вошел в комнату. Он посмотрел на фигуру на кровати, затем на Рансома, и губы его побелели.

– Там во дворе, – сказал Рансом, – лежит эта штука. Я хочу, чтобы из бального зала вынесли все и сложили туда же. Все. Записи, модели, инструменты, обрывки… все.

Мистер Коллетт перевел дыхание:

– Да, ваша светлость.

Рансом ждал. Коллетт стоял на месте, и он добавил:

– Немедленно, мистер Коллетт.

– Да, ваша светлость. А… а что мне делать после того, как я все это вместе сложу во дворе, ваша светлость?

Рансом ощутил, как ярость искажает его лицо: рот искривился, зубы стиснулись. В нем поднималась буря – горе и гнев заполняли его. Он услышал собственный ледяной голос:

– Сожгите. Все сожгите, мистер Коллетт.

На четвертый день к нему подошел Шелби. Рансом сидел в своей комнате у зашторенного окна и смотрел в пустоту. Брат остановился, вглядываясь в неподвижное тело на кровати. Какое-то время он молчал, потом поднял голову и повернулся к Рансому.

– Да, – ответил Рансом на невысказанный вопрос, который прочитал на лице Шелби. – Она умирает.

Шелби втянул воздух и открыл было рот. Рансом перебил его:

– Это не твоя вина.

Взгляд его задержался на Мерлин, на ее запавших щеках и закрытых глазах, на едва заметных, очень слабых движениях грудной клетки. Сначала еще была надежда, был, хотя и ничтожно малый, шанс, что она может поправиться, что какое-нибудь чудесное обстоятельство преодолеет оцепенение, в которое впал ее мозг. Это не исключено, подтвердил врач. Он слышал о таких случаях. Но прошло уже четыре дня. Четыре дня… и теперь она умирала, не столько от раны, сколько от недостатка жидкости и пищи.

– Это из-за меня, – сказал Рансом. – Я виноват.

Шелби подошел к окну и прислонился к резной раме:

– Это полная ерунда.

Рансом закрыл глаза. Не в силах встретить настойчивый взгляд голубых глаз брата, он чувствовал себя глупо:

– Какая разница.

Шелби нервно рассмеялся.

– Какая разница, – повторил он. – Да уж. Я вижу, тебе абсолютно наплевать.

– Я тебя не виню.

– Посмотри мне в глаза и скажи это снова.

Рансом поднял глаза. Он постарался взглянуть на Шелби. Но перед глазами его стоял лишь образ белых гигантских крыльев, взмывающих над холмом позади коня его брата.

– Да будь мы оба прокляты, – пробормотал Рансом и отвернулся к окну. – Я должен был знать, что происходит. Я должен был ее остановить.

– А я знал, но даже не попытался остановить ее. Наоборот, помогал всем, чем мог.

«Почему? – молча спрашивал Рансом. – Почему? Почему? Почему?»

Шелби продолжил:

– Просто назло тебе. Мне всегда хотелось помериться с тобой силой. О Боже… – голос его задрожал, – Рансом…

«Не надо, – подумал Рансом, – Шелби, не надо так со мной».

Он снова закрыл глаза, опасаясь, что если посмотрит на брата, то может просто сломаться. Он чувствовал, что уже близок к этому: еще одно слово, один взгляд, и он упадет на колени и даст выход чувствам, которые душили его. Он услышал, как Шелби отошел, приблизился к кровати и замер. Рансом приоткрыл глаза и увидел, что брат стоит над Мерлин, уныло нахмурившись.