Ермолов, командовавший контратакой на батарею Раевского, узнав, что противостоявший ему генерал взят в плен, проявил рыцарское участие в его судьбе и отправил в свое имение для поправки здоровья. Выздоравливал генерал трудно. «При получении известий о победах французов раны его закрывались, и он был добр и спокоен, при малейшем известии о неудачах их – раны раскрывались, и он приходил в ярость», – пишет Денис Давыдов. Впрочем, в 1813-м, а особенно в 1814 годах Наполеон побеждал нередко – другой вопрос, что эти победы не помешали его противникам войти в Париж. Кое-как генерал все-таки выздоровел и в 1814 году уехал на родину. В 1815 году, во время Ста дней, Бонами к Наполеону не явился – видимо, решил не гневить Бога. Прожил он для израненного человека немало – 66 лет.

А вот простому солдату в плену было нелегко. Тереза Фигер, служившая во французской армии рядовым драгуном под именем Сан-Жен, в 1811 году попала в плен и содержалась в форту в Лиссабоне. «Невозможно относиться к пленным с меньшей гуманностью, чем это было в нашем случае, – уверена она. – Мы лежали прямо на каменных плитах, нам не дали даже соломы и хоть каких-то покрывал. В качестве пищи нам раздали так называемые пайки, состоявшие из полуфунта риса (чуть больше 200 граммов), даже не приправленного солью. У нас на пять человек был один чан, в котором можно было варить этот рис, а в качестве питья нам давали плохую воду в бочках: мы могли черпать ее либо старым сломанным черпаком, либо башмаком». Пленные развлекали себя воспоминаниями о хороших временах. Тереза Фигер, которой было тогда уже 37 лет, выдумала развлечение: с помощью веревки и крючка она ловила крыс, используя рис как наживку. Занятие это нашло «немало последователей, которые предавались ему и день и ночь, душой и телом». «Крысы – очень осторожные животные, они не заглатывают наживку, как глупые пескари», – вынуждена была признать госпожа Фигер.

Тереза Фигер и ее товарищи, содержавшиеся в форте, при всех невзгодах все же могли считать себя счастливчиками: по соседству, на реке Тежу, стояли понтоны, также заполненные пленными французами. Для них ко всем невзгодам добавлялась «необходимость постоянно качать помпу, это была смертельно тяжелая работа, особенно под лиссабонским солнцем и под ударами палки». По кривой усмешке судьбы, на этих же понтонах в 1807–1808 годах держал пленных португальцев и англичан генерал-губернатор Португалии Андош Жюно.

Из Португалии Терезу Фигер переправили в Англию, где она жила куда лучше: французам выделяли содержание из расчета пять шиллингов в день (английский фунт состоял из 20 шиллингов, а шиллинг – из 12 пенни). Хотя Тереза Фигер сетует на дороговизну английской жизни, но денег ей хватало на то, чтобы, например, снимать комнатку. Плен для Терезы Фигер и ее товарищей по несчастью закончился лишь в 1814 году.

Впрочем, не все и в Англии устраивались как Тереза Фигер. В июне 2007 года в Англии возле городка Питерборо был обнаружен и раскопан археологами лагерь военнопленных французов. Они жили в двухэтажных деревянных бараках. Кормились своим хозяйством – держали огород и скотину. Немного денег и продуктов зарабатывали продажей самодельных фигурок. За время существования лагеря (1797–1815) в нем умерло 1700 человек, причем тысяча из них – в эпидемию тифа зимой 1800–1801 гг. Интересно, что археологи нашли подкопы – даже на острове французов не оставляло желание бежать…

Хотя статус пленного подразумевал более или менее гуманное отношение, и уж наверняка – сохранение жизни, на деле жизнь сохранялась не всегда. Наполеоновская эпоха полна того, что до нее считалось вероломством, а во время – обычным делом.

Самая известная история о нарушенном честном слове – судьба двух тысяч турок, которые сдались французам в Яффе в феврале 1799 года. Среди них оказались те, кто уже был отпущен «под честное слово» при взятии городка Аль-Ариша, но вновь взялся за оружие. В конце концов после трехдневных раздумий Наполеон приказал турок расстрелять. Недруги Наполеона всегда припоминали ему это «исключительное вероломство», хотя уже тогда ничего исключительного в этом не было.

В июне 1799 года русские (моряки эскадры Ушакова) и неаполитанские ополченцы (лаццароны) под предводительством кардинала Руффо вошли в Неаполь. Французы и их неаполитанские сторонники заперлись в двух цитаделях города. Оценив силы друг друга, противники заключили мир: за сдачу цитаделей их защитникам обеспечивался свободный отъезд во Францию. Капитуляцию подписали от русской стороны капитан-лейтенант Белле, от неаполитанской – кардинал Руффо, от английской – коммодор Фут.

Но тут в Неаполь прибыл с эскадрой адмирал Нельсон. Незадолго до этого Нельсон упустил французский флот, проследовавший в Египет, и теперь искал случая смыть пятно с репутации. К тому же адмирал находился под влиянием владетельницы Неаполя королевы Обеих Сицилий Марии-Каролины, а пуще того – своей (и королевы) любовницы леди Эммы Гамильтон. Мария-Каролина и Эмма Гамильтон жаждали крови бунтовщиков. Нельсон объявил, что не признает капитуляцию. Обозлившийся кардинал Руффо предложил: республиканцы получают обратно свое оружие, возвращаются в оставленные ими крепости и Нельсон может попробовать взять их сам. Нельсон, не имевший пехоты, пошел на попятный. Однако когда республиканцы вышли из крепостей и сели на суда, англичане захватили транспорты прямо в море. Предводитель неаполитанских республиканцев адмирал Карачиолло был повешен. Вместе с ним были казнены тысячи человек.

Этот по меркам любого времени бесчестный поступок Нельсона осуждали даже офицеры его эскадры. Парламентская оппозиция в Англии потребовала предать Нельсона суду. Однако шла война, и она уже списывала все – последствий для Нельсона этот поступок не имел даже в глазах многих современников, тем более, что был далеко не единственным.

Например, когда 28 июля 1799 года французский гарнизон Мантуи капитулировал перед австрийцами, непосредственно французские солдаты и офицеры получили право свободного выхода с условием в течение года не воевать против Австрии и России. Однако это условие не касалось поляков, большинство которых, происходя из польских земель Австрии и будучи ее подданными, считались дезертирами и подлежали выдаче австрийскому военному командованию. О том, что они выключены из договора, полякам, понятно, не сказали. Когда польских солдат и офицеров стали хватать австрийцы, поляки стали отбиваться штыками и шпагами, но это мало им помогло: солдаты были прогнаны сквозь строй, офицеры попали в крепость.

Сдавшиеся в июле 1808 года под Байленом французы выговорили себе возвращение на родину. Беспрепятственное прохождение до портов по испанской территории должна была обеспечить испанская армия. Генералам и офицерам по условиям договора сохранялось их оружие, а солдатам их ранцы (то есть – имущество). Однако едва только французы сложили оружие, как испанцы объявили их военнопленными. Армия – 17.600 человек – сначала была отправлена в бухту Кадиса, где пленных держали в «плавучих тюрьмах» – старых кораблях без мачт и парусов. Тысячу человек потом отправили в Англию, а остальных спустя какое-то время на остров Кабрера (неподалеку от Мальорки), где большинство французов умерли от болезней или сошли с ума от отчаяния. После первого отречения Наполеона во Францию вернулись только около трех тысяч человек.