Береги себя.

С любовью,

Бидди».

Тринкомали, Цейлон. Корабль «Аделаида» служил плавучей базой для Четвертой флотилии подлодок. Широкая, с рулевой рубкой на корме, «Аделаида» до войны была торговым судном. Подставив палящему солнцу стальные палубы, корабль постоянно стоял на якоре в бухте Смитона, глубоком фиорде меж двух покрытых джунглями мысов. Неподвижный, с вереницей пришвартованных к борту подлодок, он напоминал огромную, только что опоросившуюся свиноматку, устало разлегшуюся на солнцепеке.

Командовал судном капитан Спирос из Южноафриканского резерва ВМС, и поскольку корабль выполнял чисто административное назначение, то каждый день для работы в капитанском офисе с берега доставлялись две машинистки из числа служащих ЖВС, которые печатали приказы для патрульных подлодок и их рапорты о выполнении патрулирования, разбирались с приказами по флоту, поступающими из метрополии, работали со служебными изданиями. Одной из них была медлительная, вялая девушка по имени Пенни Уэйлс, которая, прежде чем попасть на Восток, два года прослужила в штабе адмирала в Ливерпуле. Свободное от работы время она любила проводить в обществе одного молоденького капитана морской пехоты из лагеря № 39, который располагался в нескольких милях от Тринкомали. У него был свой автотранспорт (служебный джип), а кроме того — маленькая парусная лодка, и это придавало ему особую прелесть в глазах Пенни. По выходным они с Пенни бороздили на этом суденышке голубые воды широкой гавани, открывая разные труднодоступные укромные места в прибрежных скалах, где можно было загорать и купаться.

Вторым делопроизводителем на «Аделаиде» была Джудит Данбар.

Работать на корабле было почетно и престижно, другие девушки страшно завидовали Джудит и Пенни — им самим каждое утро надо было тащиться в одно из унылых береговых учреждений: в штаб ВМС, в офис капитана корабля «Хайфлайр», в финансовую часть, в управление снабжением. Однако сами Джудит и Пенни считали, что им выпала довольно тяжелая доля. Как физически, так и психологически.

Физически — потому что их рабочий день продолжался допоздна. Матросы работали вахтами, в обычном для тропиков режиме, то есть в два часа дня, когда начиналась самая нестерпимая жара, они отправлялись по койкам и гамакам (или выбирали какое-нибудь местечко в тени на палубе), а в четыре, когда зной немного спадал, шли купаться. Что же касается Джудит и Пенни, то они, встав чуть свет, завтракали, садились в шлюпку, доставлявшую их через гавань на место работы, и в половине восьмого утра были уже на борту корабля, где трудились до половины шестого; к себе они возвращались в шлюпке, которая возила на берег отпущенных в увольнение офицеров.

Все было бы не так уж плохо, имей они возможность в течение долгого рабочего дня освежиться под душем, но из-за тесноты и того, что корабль был наводнен мужчинами, это было невозможно. К концу дня, покончив с перепечаткой документов и с утомительными поправками к секретным директивам, они едва держались на ногах, пот струился с них ручьями, а форма, каждое утро свежая и белоснежная, превращалась в мятое, влажное тряпье.

Психологическая проблема заключалась в том, что они были единственными женщинами на корабле, да еще не имеющими офицерского звания. Короче, ни рыба ни мясо. Никаких личных, даже попросту неофициальных отношений с верхней палубой не предполагалось, да девушки к этому и не стремились. А нижняя палуба, изголодавшаяся по женскому обществу, возмущалась их присутствием на судне, подозревая, что они не прочь пофлиртовать с офицерами.

Джудит и Пенни их в этом не винили. Маленькое подразделение ЖВС в Тринкомали всегда было каплей в мужском море, и теперь, когда война в Европе кончилась, сюда из Великобритании устремились корабли ВМС, чтобы примкнуть к Ост-Индскому флоту. Чуть ли не каждый день в гавань входил новый крейсер или эсминец и, бросив якорь, отправлял на берег первую шлюпку, полную пышущих здоровьем моряков.

На суше их ждал отнюдь не богатый ассортимент развлечений — футбол, стаканчик-другой во флотской столовой, какой-нибудь старый фильм в кинотеатре для военнослужащих — огромном ангаре с крышей из рифленого железа. Ни знакомых улиц, ни пабов, ни уютных киношек, ни девушек. Европейцев среди местных жителей было мало, а единственный туземный поселок представлял попросту несколько грязных улочек, изрытых колесами повозок в воловьих упряжках, с горсткой лачуг, крытых пальмовыми листьями; по понятным причинам, английским матросам запрещено было там показываться. А вдали от берега, за белыми пляжами с островками пальм, начиналась весьма неприветливая местность, кишащая змеями и насекомыми, настроенными по большей части агрессивно.

В сезон дождей ситуация еще более ухудшалась: футбольное поле заливало водой, размытые дороги превращались в реки бурой грязи, а в кинотеатре можно было оглохнуть — с такой силой дождь барабанил по железной крыше. Поэтому лишь только проходило ощущение новизны, как у простого матроса складывалось о Тринкомали самое неблагоприятное мнение. Его называли «Скапа-Флоу в сочных тонах», и это был отнюдь не комплимент.

Даже если рядовому моряку с привлекательной наружностью и решительным характером удавалось обратить на себя внимание какой-нибудь девушки из женской вспомогательной службы и уговорить ее сходить куда-нибудь вместе с ним, — пойти им, в сущности, было некуда, разве что на чашку чая в «Элефант-Хаус», серенький китайский ресторанчик на Харбор-роуд, который держала сингальская семья. А хозяева ресторанчика могли предложить посетителям лишь одно развлечение — ужасную грампластинку под названием «Воспоминания о милой Англии».

Итак, положение двух девушек было настолько щекотливое, что когда верховный главнокомандующий союзных войск лорд Маунтбаттен приехал в Тринкомали из своей неприступной горной резиденции в Канди и посетил с официальным визитом «Аделаиду», то обе девушки выразили желание остаться в каютах, в капитанском офисе, невзирая на то, что вся команда выстроилась на палубе. Они прекрасно знали, что, увидев их, военачальник остановится с ними поговорить и этот пустяк только пуще разожжет в душах матросов враждебные чувства.

Капитану Спиросу очень не хотелось прятать двух своих «морячек», но в конце концов он все понял и согласился. Когда важный визит закончился и верховный отбыл, он сам пришел поблагодарить их за проявленный такт. Это было приятно, но не удивительно — капитан был человеком здравомыслящим, обаятельным и пользовался любовью подчиненных.

Было начало августа, долгожданный конец еще одного знойного дня. Стоя на юте, Джудит и Пенни ждали, как обычно, шлюпку для увольняемых на берег офицеров. Вместе с ними стояли, предвкушая приятный вечер на суше, командиры двух подлодок, помощник капитана и трое молоденьких младших лейтенантов; все они выглядели как на параде, в форме безупречной чистоты.

Палуба чуть не дымилась от жара. Посредине корабля с борта были спущены веревочные лестницы, и море внизу бурлило от бешеной активности: матросы, поделившись на две команды, играли в водное поло, резвясь и барахтаясь в воде, словно стая дельфинов.