— Марианна, — глухо сказал Робер, — нужно, чтоб вы уехали. Вместе со слугами, с птицами… С Эвро. Вещи тоже лучше увезти, по крайней мере ценные.

Сейчас она спросит почему, и он соврет. Скажет, что подозревают заговор, что на нее донесли. Она должна уехать, и она уедет. Карваль даст охрану, двадцать человек ничего не изменят.

— Однажды мне такое уже советовали, — задумчиво произнесла баронесса. — Перед Октавианской ночью. Мы с Коко заперли дом и уехали в деревню. Это было весело. Я надела короткую юбку, заплела косы и ходила босиком по траве у ручья. Там были гуси, я их не испугалась, я же птичница… Я взяла хворостину. В Олларии убивали, а я гоняла гусей… Я уеду, если уедешь ты.

— Я не могу. Вы же знаете…

— Знаю. Я остаюсь. Коко как хочет…

— На вас донесли, — соврал Робер, но она то ли не поверила, то ли не поняла.

— Вы нас защитите. — Улыбка. Грустная, но спокойная. — Вы же знаете, какие мы безобидные.

— Оставаться в Олларии опасно и станет еще опасней.

— А если я скажу, что не могу остаться без вас? — В темных озерах вспыхнуло солнце. — С вами я уеду… Прямо сейчас. Хотите?

— Ты говорила, что полюбила бы Алву, — заставил себя улыбнуться Эпинэ. — Я не Алва.

— Говорила. — Сияющие глаза были близко-близко. — Могла… Но полюбила тебя… Ударить подносом, а потом полюбить… Никогда бы не подумала, что так бывает…

4

Утром в спальню ворвалось солнце. Солнце пробилось сквозь щели в портьерах и улеглось на ковре длинными светлыми полосами. Солнце превратило крышку от кувшина в бриллиантовый венец и прогнало беззаконно воцарившуюся в Ракане осень. Солнце игриво тронуло щеку и забралось под ресницы, заставляя проснуться.

Ричард соскочил с кровати и, даже не позвонив слугам, подбежал к окну. В ясном небе купались птицы. Деревья тянули еще голые ветви в синеву, они больше не казались растрепанными метлами. Надоедливая лужа у забора — и та весело ловила облака, а подсыхающие черепичные крыши блестели, точно покрытые лаком. В Ракану пришла весна. В ту самую ночь, когда к Ричарду вернулись сны, и сны эти не были кошмаром, хотя и добрыми назвать их не получалось.

По-кошачьи зашипели изготовившиеся к бою часы. Восемь. Так рано… В последнее время Дикон поднимался не раньше полудня, но теперь все изменится! Жаль только, что сон, в котором он нашел меч и возвратил покой душе Рамиро, останется сном.

Вручить сюзерену в первый день настоящий весны меч Раканов… Это стало бы не просто добрым предзнаменованием, это убедило бы даже Робера и Дэвида, так и не оправившегося после гибели брата. Рокслеи всегда были стойкими, но Дэвида, как и Иноходца, губит незнание. Если Альдо обретет власть над древними силами, необходимость в тайне отпадет сама собой…

Это было глупо, но Ричард рывком распахнул дверь в гардеробную, словно надеясь вернуть ночные грезы. Зеркало над камином равнодушно отражало дверь и стену с присланным дядюшкой Ангерраном видом Нового Карлиона, который Ричард не мог ни выбросить, ни держать на виду. Юноша до боли в глазах вглядывался в стекло, пытаясь вернуть странные подсвечники, морисский ковер, блеск клинков, поджарую черную фигуру… Каким живым было виденье и как безвозвратно ушло!

Пустая гардеробная, равнодушие картин и зеркал, фамильный кинжал в руках. Он обещал его отдать и отдал бы, не будь договор с Рамиро сном. Дикон дернул звонок и взялся за головную щетку, уже понимая, что сделает. Что не может не сделать, какой бы детской глупостью это ни было.

Слуга явился сразу. Он был слишком вышколен, чтобы удивляться приказам, но Ричард зачем-то заговорил о погибших в Надоре.

— Я хочу переделать и вновь освятить домовой храм.

— Конечно, монсеньор.

— Мне понадобятся новые иконы…

— Прикажете найти художников?

— Да. Узнайте, кто работает в церкви Святого Алана… Или нет, художника пришлют из дворца, а мы осмотрим церковь. Ее ведь еще не открывали?

— При мне нет, монсеньор.

Дикон тоже не видел храм открытым, разве что еще в одном сне. Будет забавно, если Вороны и впрямь почитают Леворукого, хотя это вряд ли. Алва слыли безбожниками, по крайней мере, Рокэ, но обещания надо держать, даже случайные.

В церкви снова будет церковь. Домовой храм Святого Алана, и в нем иконы святой Мирабеллы, святой Эдит, святого Реджинальда… Можно не верить самому, но уважать веру погибших, тем более что мать уже никому ничего не навяжет. Пусть у нее будет хотя бы эта церковь. И икона… Строгая зеленоглазая святая во вдовьем покрывале.

— Монсеньор желает завтракать?

Надо же! Оказывается, он голоден, как стая волков, но завтрак — это лишних полчаса, если не больше. Во время походов голодать придется сутками.

— Сперва церковь.

— Ключей не осталось.

— Позовите плотника. Побыстрее.

— Сейчас, монсеньор.

Мастера искали зря. Казавшаяся намертво закрытой дверь распахнулась при первом же толчке. Сдавленно ахнул ненужный плотник, удивленным эхом откликнулся камердинер. Ричард промолчал, онемев от восторга и ужаса, потому что святая Октавия не погибла в Старом Парке! Тоненькая и хрупкая, она стояла в залитой серебристо-розовым сиянием церкви и застенчиво улыбалась. У ног теребящей косу девушки сверкали алмазные росы, незабудки из сапфиров отражали свет глаз. Так же доверчиво смотрела на мир и юная Катари. Она ждала любви и счастья, а ее обрекли на ужас, на вечную холодную осень…

Дикон с трудом оторвался от светящегося тихой нежностью лица. Первый день весны подарил чудо, о котором никто не подозревал. Если б не привидевшийся Рамиро, храм так бы и стоял закрытым. Страшно подумать, ведь он не глядя мог велеть все переделать или заменить на святилище истинных богов. Юноша вновь и вновь рассматривал удивительные витражи, кружева решеток, позабывшие о цветах вазы, лишенные масла лампады. Первое потрясение прошло, и стал заметен толстый слой пыли, покрывавший пол и ведущие к алтарю ступени. Ворон вряд ли молился красоте и нежности. Женщины для него были забавой, а любовь едва ли не ругательством, но этому конец.

Храм Октавии оживет и при этом останется тайной. В память о матушке и сестрах герцог Окделл выстроит часовню или переделает под церковь башенку в левом крыле. Храм Истинных Богов со временем тоже появится, но голубоглазую девушку среди цветов увидит только Катари. Когда станет герцогиней Окделл. Даже сюзерен… Альдо был вынужден очистить храм в Старом Парке от узурпатора и его жены, но эту Октавию он не тронет!

— Проследите, чтобы к вечеру было убрано, — распорядился Ричард, — и найдите цветы. Голубые или белые, но не лилии. Лучше всего гиацинты. Свечи тоже должны быть белыми. Художники пока не нужны. Я должен подумать…

— Да, монсеньор. Что монсеньор прикажет делать с мечом?

— С каким еще…

Прервав сам себя, Ричард глянул вниз. Завороженный нежным девичьим лицом, он не обратил внимания на нижний ряд икон и идущие к иконостасу ступени. На верхней из них лежал меч. Рамиро Алва исполнил свою часть договора.