ещё с ним спорили, что факты издевательств над армянами есть, а над азербайджанцами в Карабахе – нет. И про Карабах рассказывают лишь из уст в уста… приезжие и что верить им трудно, а здесь, как убивают армян, мы видим своими глазами… Помните, я долго с ним потом ещё отдельно разговаривал?

– Помним-помним, Алик! И что? – остановил я его пересказ.

– А то, что когда я с ним уединился… Он мне такое сказал!..

– ?

– Он мне сказал, что ему приходится громче всех орать против армян, потому что… У него в доме спрятана семья армянская! И чтобы отвести от себя подозрения, ему приходится ходить вместе со всеми… ходить и орать: «Бей армян!» Короче, чтобы его не заподозрили в этом…

Никто не спешил как-то прокомментировать услышанное и высказать своё суждение. Вообще, конечно, сказанное Аликом, с одной стороны, объясняло хоть как-то происходящее с нашим родным народом, поясняло, что далеко не все сошли с ума и среди нас ещё много порядочных и честных людей. С другой стороны, не могло объяснить, почему эти порядочные люди не предпримут усилия, чтобы остановить нахлынувшие жестокость и безумие! Неужели это стадное чувство толпы сильнее разума? Ведь их же, нормальных, должно быть значительно больше?! Ведь большинство местных, с кем нам удавалось встречаться и разговаривать, – были нормальные, адекватные и разумные граждане. Что это? Нас боялись и с нами не откровенничали? Нас ненавидели и поэтому лгали? Или мы, несмотря на свои знания, образование, ничего не понимали, что творится. Кто же так далеко ушёл в развитии сегодняшнего общества… Ушёл так далеко, что даже мы уже не могли понять происходящее? Неужели уже зародилось что-то из следующей формации человеческих отношений, которые нам, судя по всему, не понять до конца своей жизни. Неужели мы – уже отработанный материал, который, не зная этого, ещё будет продолжать какое-то время носиться с автоматами по улицам наших городов, спасая неведомо кого и не понимая, ради чего? Неужели мы не сможем спасти их? Неужели в этой гонке мы потеряем себя?

– А не сказал он тебе, куда делись люди из этого клуба? – спросил кто-то.

– Нет, не сказал…

Через пару часов нам поступила команда: «Сниматься и выдвигаться обратно в здание Комитета!»

И ещё ровно через три минуты здание опустело, и наши автобусы и грузовики покатили уже по ночному городу. Убеждать нас, что холодный мраморный пол Дома культуры имени уважаемого товарища Шмидта лучше «наших» спальных кабинетов в здании КГБ, было абсолютно не надо… Мы все были впервые за сегодня так довольны приказом, поступившим от руководства, что вечером устроили даже праздничный ужин с тушёнкой и шоколадом из сухих пайков. Но сегодня был особенный стол… Мы впервые за несколько последних дней наелись колбасы. В буфете Дома культуры завода Шмидта была колбаса. Юра Инчаков очень быстро убедил всех: «Поскольку нашего приезда «царица колбасных изделий», буфетчица, ждать не могла, значит, колбаса предназначалась для других и качество её хорошее. Давайте, скидываемся и покупаем, на все деньги, сколько есть…» Мы все накупили в буфете свежего диетического деликатеса и были счастливы от той маленькой удачи, которая улыбнулась нам в виде неожиданного разнообразия меню на вечер и утро следующего дня.

Посетили друзей из соседних отделов. Выпили вместе по сто грамм фронтовых и… опять вернулись к разговору о событиях, происходящих в Баку.

– Конечно, всё из-за Карабаха, – начал разговор Кшнякин.

– А мне всё же кажется, что Карабах – это был уже повод, причина – в другом, – возразил ему Инчаков.

– Всегда такие конфликты начинала армянская интеллигенция. Разогреют народ своими подстрекательствами и затем отходят в сторону, а народу разгребать приходится. Причём разгребают это простые армяне. Да и вообще, почему к армянам так давно приклеилось это понятие, «геноцид»[100]? А потому, что они, так активно распространяясь по земле, не могут ни с кем ужиться…

– Да брось ты. Армяне, наоборот, – наиболее уживчивые и миролюбивые люди. То, что они здесь, в Азербайджане, оказались наиболее образованной и грамотной частью населения, – это не их заслуга. Это недоработка азербайджанцев. Если одни работают, учатся, вкладывают всё своё старание и умение в детей, а другие «кайфуют»: чай пьют, а потом обижаются: «Почему это я так плохо живу? Это несправедливо, хочу отобрать у него нажитое…» А что сейчас происходит? Не против армян совершаются действия. Национальность – это повод! Причина – в имуществе! Это человеческая зависть, возведённая на время кем-то в национальную черту: «Почему кто-то живёт лучше?» Национализм – это явление временное, и возникает тогда, когда кто-то решает для себя другие проблемы… Здесь этой болезнью болеют азербайджанцы…

– Ну, это уже полный бред! – высказался я. – Ты хочешь сказать, что есть плохие национальности, а есть особенные? Так это уже было у Гитлера… Я скажу вам так, и вы не хуже меня это знаете: «И среди армян, и среди азербайджанцев есть великие умы и есть великие подлецы!» Так же, как и среди русских и любых других национальностей…

– С этим – согласны. Только скажи, кто это сегодня на улицах Баку кричит, грабит и убивает? А то, что он убивает по национальному признаку или из-за грабежа имущества, становится уже и неважно! Потому что он действует по законам пещерного человека: «Мне понравилась ваша квартира, женщина, палка-копалка… Могу убить, захватить, потому что нас больше и мы здесь сильнее. Это – чисто первобытные инстинкты. И почему вдруг в развитой и культурной нации они так слепо и бурно проявились? У людей, живущих сегодня, в период развитого социализма, а не тысячу лет назад! Проявились и у азербайджанцев, и у армян… У меня ответа нет! Это выше моего понимания…

– Потому что это повод, а не причина.

– …

– А зависть?! Как я сказал, «возведённая в национальную черту», так это пройдёт. И пройдёт, мне кажется, довольно быстро. Так быстро, как только сами они окажутся в подобном положении. Жаль, что к человеческим отношениям они уже не вернутся. Будут жалеть о тех прошлых днях, плакать на плече у русского брата, а уже – всё. Десятилетиями ненависть будет окружать эти земли…

– Что такое «хорошо», человек может понять, лишь сравнив с тем, что такое «плохо», – заключил я. – Для этого надо время, которое покажет, можем ли мы жить лучше, или всё происходящее приведёт ко времени, где будем только жалеть о прошлом…

С такими мыслями, ни до чего не договорившись и не закончив вечный спор о национальностях, мы все улеглись спать.

* * *

Рано утром, ещё не было и семи часов, опять собрались в кабинете заместителя