Резко оборачиваюсь на голос Февраля. Он подзывает меня усталым движением руки, и я нерешительно подхожу, опускаюсь на колени рядом с ним. Январь отходит, позволяя нам поговорить.

Я увидела и услышала слишком многое за сегодня, поэтому не ахаю и не удивляюсь, рассматривая немного изменившийся облик хозяина леса. Его волосы всё такие же тёмно-серые, но лицо перестало быть идеальным и неживым. У него появились едва заметные человеческие изъяны, а насыщенно-синие глаза и слабая улыбка напоминают Илью. Я тяну руку вперёд, касаюсь пальцами его щеки, чтобы удостовериться, что он настоящий. Будто соединилось два знакомых мне лица в одно. Февраль обхватывает меня руками, прижимает к себе, утыкаясь лбом в моё плечо. Стискивает так сильно, что весь воздух выходит из лёгких, но я не сопротивляюсь, хотя робко отвечаю на объятия.

– Это и вправду ты? Всё это время? – едва слышно спрашиваю я.

– Да. Илья… то есть я… я помню всё. Включая нашу встречу. Твою любовь к сказкам. Как я учил тебя стрелять из лука, а ты приносила мне еду на конюшню. Я помню… знаю каждую его… мою мысль, – прерывисто объясняет Февраль, продолжая прятать лицо. – Я помню боль от стрелы… знаю его, то есть мою… последнюю просьбу. Знаю, на что так и не решился.

Я судорожно втягиваю воздух. Февраль размыкает объятия, но не позволяет мне отодвинуться, обхватывает прохладными пальцами мою шею сбоку, тянет к себе. Глаза закрываются, когда его тёплые губы накрывают мои. Сама подаюсь вперёд ближе, боясь, что он отстранится после короткого прикосновения. Но он и не думает этого делать, наоборот, становится порывистым, делает поцелуй глубже, и моя голова кружится, как от нескольких кубков хмельного мёда. Его пальцы спускаются по моей шее, наполняя тело теплом, что согревает лучше, чем Март, Апрель или даже Июнь. За мгновения мне становится жарко, но воздух заканчивается и поцелуй прерывается.

– Это то, что он хотел… что я хотел попросить, – шепчет Февраль мне в губы, его дыхание остаётся прерывистым.

На его лице расцветает знакомая мне смущённая улыбка, в точности как у Ильи. Из груди у меня рвётся смех, а в глазах собираются слёзы. Облегчение наполняет всё моё тело, я начинаю верить, что мой друг всё-таки и не умер вовсе.

– Но кто же ты теперь? Илья или Февраль?

– Я и то и другое. Поэтому зови как хочешь, Яра.

Он смахивает снег, оседающий на моей голове. Хочет ещё что-то сказать, но нас прерывает Исай.

– Сюда идут люди.

Я поднимаюсь на ноги. Февралю помогает встать Январь, он закидывает руку брата себе на плечи и поддерживает, помогая оставаться в вертикальном положении. Февраль по-прежнему морщится от боли, держась за грудь в районе сердца.

– Мы не соврали тебе, княжна, – говорит Владимир. – Твой отец действительно направлялся сюда. Они добрались.

Они правы: земля вибрирует от топота копыт, а с юга слышны крики и громкие возгласы. Я улыбаюсь, двигаясь навстречу отцу. Тот появляется первым на своём добром вороном коне. Князь дёргает поводья, заставляя животное замереть, когда видит меня посреди снежного леса. На отце тёплый красный кафтан, подбитый соболиным мехом, на поясе меч в богато украшенных ножнах. Подле князя ренского на конях его свита, среди которых я узнаю отца и старшего брата Ильи, а позади ещё отряд, не менее тридцати всадников.

С недоумением они рассматривают окружающий пейзаж и устроенную разруху. Сломанные деревья и кровь, которую снег медленно скрывает. Растерянные взгляды скользят от меня к присутствующим зимним и осенним месяцам и обратно. Похоже, они не уверены, стоит ли верить своим глазам.

– Отец! – слёзы сами собой катятся по щекам. Я так сильно по нему скучала. Хоть беспокойство и оставило на лице отца следы в виде синяков под глазами, но, к счастью, он по-прежнему выглядит здоровым.

Князь Дарий в последний раз встряхивает головой, скидывая оседающие снежинки. Спрыгивает со своего коня, чтобы заключить меня в объятия, оценивающе осматривает мои одежды: порванные, местами зашитые или в крови.

– Яра! Что с тобой произошло? Твоё лицо… Ты была всё это время здесь?

Он ахает, проведя пальцами по моей давно зажившей щеке, а затем находит подсохшую кровь у меня на плече и рукавах.

– Кто из них тебя обидел?! – ревёт он, прижимая меня к себе, старается вытащить меч, но я хватаюсь за рукоять и не даю обнажить лезвие.

– Нет, отец, подожди!

Остальные воины спрыгивают на землю, готовые использовать оружие против присутствующих мужчин. Декабрь примирительно поднимает вверх руку, демонстрируя, что не желает зла.

– Мы не хотим сражаться с вами. Теперь оставим тебя, княжна. Тебе многое предстоит рассказать.

– Кто вы такие?! – сердито, низким вибрирующим голосом спрашивает отец. – А вы, князья Истрога, что делаете? Обидели или защищали мою дочь?!

Декабрь, не дожидаясь опрометчивых ответов, хватает Ноябрь и Октябрь за плечи, стискивает так сильно, что я даже издалека догадываюсь, что им больно.

– Прощай, княжна. Благодарю я тебя за помощь, за то, что спасла нас. И не бойся впредь, – вновь обращается ко мне Декабрь. – Больше тебя они не потревожат.

– Нет, погоди! – я делаю порывистый шаг к Февралю, чувствуя неладное. Тот успевает встретиться со мной взглядом, когда Январь забирает его.

Все месяцы исчезают прямо у нас на глазах. Зимние братья распадаются на снег, а осенние – на жёлтые с красным листья. Мой отец и остальные мужчины одновременно ахают и отступают в страхе, бормочут про чудеса и колдунов. Отец заключает меня в крепкие объятия, словно я тоже могу так исчезнуть.

Я с тоской смотрю на то место, где мгновения назад стоял Февраль, он же колдун Зимнего леса, он же мой лучший друг Илья и человек, которого, возможно, я всё это время любила. Смотрю, и в груди становится холодно от мысли, что больше я его не увижу.

Конечно, когда я рассказываю всем историю о произошедшем, мне верят не сразу. Для пущей убедительности я отвожу отца и его воинов на поляну, где в первый раз взяла живую воду и встретила колдуна. Показываю глубокую низину, в которой раньше было озеро, покрытое льдом. Отвожу их к лесному дому, чтобы забрать Ягодку.

Дом, в котором всегда было тепло и горела печь, теперь, без поддерживающей его магии, кажется неестественно тёмным и заброшенным, хотя в горнице по-прежнему витает запах пирогов с яблоком и с капустой, что я испекла с утра. Груши закончились, и колдун с Ильёй были этим расстроены. Это воспоминание вызывает у меня улыбку, которая сразу вянет от мысли, что они – один и тот же человек, а настоящий Илья мёртв давным-давно, и мне теперь нужно как-то рассказать об этом Олегу и его отцу.

Мужчины осматривают дом, убеждаясь, что ещё недавно здесь кто-то жил, но им тяжело полностью принять на веру мои слова о том, что они видели трёх зимних братьев, а Исай и Владимир оказались Ноябрём и Октябрём.