Мы пригласили наших гостей к столу; оба мужчины охотно вошли в каюту, но старуха села на шканцах подле люка, смотря на нас через него. Веселый Лабугар при всяком блюде спрашивал: «Что это такое?», но съедал все прежде, нежели успевали ему отвечать, при этом он не переставал смеяться от всей души: ему показалась весьма вкусной солонина, о которой мы сказали, что она взята из таких животных, пару которых они имеют на острове. Рарик был сначала чрезвычайно умерен, но когда увидел, с каким удовольствием ел Лабугар, то и он, покинув все сомнения, начал сильно наполнять свой желудок. Старуха, которой подавали кушанье в люк, не ела, а бережно все прятала и, раскрывая рот, показывала, что не имеет зубов; но если этот недостаток не позволял ей есть, то в замену ее уста находились в беспрерывном движении от непомерной болтливости. В вине Лабугар нашел особенную приятность; он радовался, чувствуя, как оно проникало в его желудок, и держал себя за живот, опасаясь, что оно вытечет; когда он выпил два стакана, то начал выкидывать разные штуки.

Чтобы как можно великолепнее принять наших гостей, после стола был устроен концерт. Три матроса вошли в каюту со скрипкой, флейтой и бубном; хотя их искусство было отнюдь не высокое, однако нашим дикарям показалось, что на землю сошли жители небес для удовольствия бедных смертных. Скрипка обратила на себя самое большое внимание; они никак не хотели верить, что звук производится смычком, и не отважились подходить близко к этому волшебному инструменту. Получив еще несколько подарков, они оставили корабль в самом веселом расположении духа. После полудня мы отправились на берег; я с удовольствием увидел, что в огороде некоторые семена уже начали всходить. Шамиссо показал мне несколько небольших огородов, устроенных в разных местах жителями. Мы могли сказать, что здесь семя в буквальном смысле слова упало на добрую землю.

2 февраля дул крепкий восточный ветер, сопровождавшийся дождем, но к вечеру небо прояснилось. Я воспользовался хорошей погодой для посещения моего приятеля Лагедиака, от которого надеялся получить ясное описание группы островов Эрегуп. Он изобрел весьма остроумный способ дать точное понятие о нем. Начертив на песке круг, который имел вид группы Отдиа, он разложил по окружности большие и малые камни, изображавшие острова, и, обозначив проходы, сказал: «Вот Отдиа». Изобразив потом таким же образом группу Эрегуп, он объяснил, что я в один день плавания к SW могу достичь до нее (впоследствии я удостоверился в точности его показания).

Затем я старался выведать, встретятся ли какие-либо острова, если плыть к N, О, S или W. К моему немалому удовольствию, он меня понял, опять принес кучу камней и стал обозначать к северу от Отдии три меньшие группы, в расстоянии одна от другой первые две на один день, а последняя на два дня плавания; эти группы он именовал Айлу, Удирик и Бигар. На NW в расстоянии одного дня плавания он обозначил еще одну группу, именуя ее Лигиеп. Окончив описание севера, он обратился на юг, обозначил там еще пять групп островов, в расстоянии одна от другой на один или два дня плавания, и именовал их Кавен, Аур, Медиуро, Арно и Милле. Крайне ограниченные сведения в языке островитянина не позволили мне узнать что-либо большее об этих группах, но и эти известия были весьма приятны и побудили щедро одарить Лагедиака. Теперь я решил оставить Отдию как можно скорее, чтобы продолжать исследования. Острова Кутузова и Суворова лежали, по нашему исчислению, почти на одной долготе с группой Отдиа, широта различалась только на 1 1/2°, и я не сомневался, что они находятся между группами, обозначенными Лагедиаком на севере.

3-го в 6 часов утра отрядил я лейтенанта Шишмарева на баркасе для исследования второго прохода; он возвратился вечером с известием, что пролив совершенно безопасен, а самое узкое место имеет 150 саженей в ширину; в середине прохода глубина была недосягаема, а вблизи рифа 11 саженей. Обрадовавшись этому известию, я приказал сделать на «Рюрике» все нужные приготовления, чтобы через несколько дней вступить под паруса и оставить Отдию.

Сегодня во время обеда случилось неприятное для меня происшествие. Лагедиак обедал у нас, но его спутника (который перед этим украл ведро) не впустили в каюту, и он сидел на шканцах у люка. Лагедиак из сожаления передавал ему иногда по кусочку, но этому вору больше всякого кушанья нравились светлые ножи; он попросил один, чтобы полюбоваться; мы приняли вид, будто не обращаем на него внимания, и, пользуясь этим, он спрятал его к себе за пояс. Я молчал, надеясь, что он отдаст его обратно; когда Лагедиак собрался возвратиться на берег и вор хотел войти в лодку, то я дал условленный знак; четыре матроса схватили его, отняли нож, положили и наказали порядочно. Лагедиак чрезвычайно испугался, просил за своего друга и часто повторял: «Кабудери эмо айдара» (воровать нехорошо); после наказания вор спокойно сел в лодку и, казалось, сожалел только о том, что лишился ножа. На берегу много смеялись над этим происшествием.

После полудня меня еще раз посетили Лагедиак и Рарик и привезли с собой кокосовые орехи и жареную рыбу, желая показать, что не осуждают мой поступок. Я объявил своим приятелям, что мы их вскоре оставим; это известие, казалось, неприятно их поразило. Лагедиак непременно хотел знать, куда мы отправимся и скоро ли возвратимся. Мой ответ, что мы намерены идти сперва к группам Эрегуп и Кавен, а потом оставим эти острова, крайне опечалил их; Лагедиак особенно усугубил свою нежность и обнимал меня беспрестанно. Он возбудил во мне такие же чувства, и когда он и Рарик уже после солнечного заката расстались с нами, то мне казалось, что меня покидает старый друг.

6 февраля. Слух о нашем отбытии, разнесшийся между дикарями, вызвал множество прощальных посещений. Первейшие мои друзья не сходили вовсе с корабля; я обрадовал Рарика и Лангина, подарив им несколько небольших кусков парусины для их новых лодок. После полудня нас посетил старый почтенный начальник о. Ормед; старик этот был всеми нами любим, и мы теперь щедро одарили его; получив между прочим старый кафтан со светлыми пуговицами, он тотчас его надел. В последний раз сегодня я радовался на берегу нашему саду, в котором все хорошо успевало; со слезами простились с нами после солнечного заката Лагедиак и Рарик.

Наблюдения, произведенные у о. Отдии: среднее из ежедневных наблюдений определило широту нашего якорного места 9°28'9'' с.; среднее из 300, взятых в разные дни, расстояний Луны от Солнца определило его долготу – 170°16'15'' в. Склонение компаса 11°38'30'' О. Среднее стояние термометра по Фаренгейту 82° [27,8 °С]. Средняя высота барометра, (которая вообще за все время нашего пребывания здесь менялась только на малое число линий) 29,7 дюйма [754,4 мм]. Среднее из всех наблюдений над приливом и отливом при Отдии определило прикладной час во время новолуния и полнолуния в 2 часа 30 минут. Самая большая разность уровней воды 7 футов.

Эту группу, состоящую из 65 островов, я назвал группой Румянцева[119].