— Так и для богов нет справедливости или несправедливости. Для них существует только их воля. Для них все прекрасно, — сказал волхв.

— Так я должен умереть? — спросил Гостомысл.

— Нет. Тебя действительно полюбила богиня Девана. Богиня может нарушить волю других богов, потому что для нее ее желание важнее желания других богов. Это спасет тебя, — сказал волхв.

— Я одержу победу? — спросил Гостомысл.

— Да, — сказал волхв.

— Я останусь жив? — спросил Гостомысл.

— Да, — сказал волхв.

Гостомысл склонил голову.

— Благодарю тебя, волхв.

— Я всего лишь передал тебе волю богов, — сказал волхв.

— Чем я могу вознаградить тебя? Хочешь золота, серебра, мехов? — спросил повеселевший Гостомысл.

— Волхвам ничего не надо. Они служат людям и богам бескорыстно, — сказал волхв и, немного подумав, добавил: — Разве миску еды; да горящий очаг, чтобы погреться...

— Пока я жив, все это будет у волхвов, — сказал Гостомысл.

— Но богам надо принести жертву, — сказал волхв.

— Принесем быка, — сказал Гостомысл.

— Боги будут довольны, — сказал волхв.

— Мне надо идти к дружине, — сказал Гостомысл.

— Прежде чем ты уйдешь, я дам тебе совет, — сказал волхв.

— Какой? — спросил Гостомысл.

— Чтобы Девана знала, где ты, и чтобы удача всегда была на твоей стороне, сделай себе знамя цвета утреннего солнца и помести в центр его золотое изображение трехликого Велеса, ибо он властвует над тремя мирами — небом, землей и подземным миром и всякое зло ему подчинено, — сказал волхв.

— Это воля богов? — спросил Гостомысл.

— Это желание той, которая тебя полюбила, — сказал волхв.

— Я исполню ее волю, — сказал Гостомысл и направился к двери.

Волхвы поклонились.

— Иди к своей дружине, князь, и будь уверен в своей силе, — сказал белый волхв.

За дверью Гостомысл а ждал Стоум. По довольному лицу Гостомысла он догадался, что волхвы сделали хорошее пророчество. Это его обрадовало.

— Добро ли тебе нагадали, волхвы? — спросил Стоум.

— Добро, — коротко ответил Гостомысл, давая этим знать, что подробности он не собирается сообщать.

— Тогда скорее пошли в горницу, дружина уже заждалась тебя, — сказал Стоум.

Они быстрым шагом подошли к широким дверям в горницу. Двери были приоткрыты.

Гостомысл заглянул в щелку и отметил, что дружинники разместились по обычному порядку: старая дружина сидела на лавках вдоль стен неподалеку от княжеского трона; дружинники из молодой дружины робко теснились около входа.

К удивлению Гостомысла все они были при мечах.

Городские старшины сидели на отдельной лавке с непроницаемыми лицами.

Но Гостомысла их присутствие обрадовало, потому что теперь какие бы решения ни были приняты на совете, город обязан будет их поддержать.

Осмотрев горницу, Гостомысл взялся за ручку двери, чтобы войти в горницу, но его придержал Стоум.

— Погоди, князь, — тихо сказал Стоум на ухо Гостомыслу. — Делай, что я тебе буду говорить. Не бойся, это все будет на пользу.

— Ладно, — сказал Гостомысл.

Стоум открыл дверь и вошел в горницу. Сделав шаг вперед, он выкатил грудь, и величаво объявил:

— Господа, княжич Гостомысл, сейчас будет! — и отступил в сторону.

Гостомысл удивленно отметил в уме: «Но почему же княжич, а не князь»?

Но в дело вмешиваться не стал: Стоум умный и хитрый муж, а потому, наверно, знает, что делает.

После объявления Стоума бояре встали и почтительно сняли шапки. Молодежь притихла.

Гостомысл ступил в горницу, и Стоум, взяв Гостомысла под руку, церемонно провел его к княжескому трону.

— Садись, Гостомысл! — громко сказал Стоум.

Гостомысл сел в кресло.

Стоум обратился к дружинникам с речью:

— Мужи, как знаете, князь Буревой отправился по дороге в рай. Мы проводили его в путь достойно. Но после смерти Буревого, дружина осталась без вождя. И так как у нас нет другого князя, то мы должны его избрать. Но слава богам, князь Буревой оставил после себя наследника — княжича Гостомысла. Он молод. Но, как его воспитатель, я говорю, что он мудр и достоин водить дружину. А потому я спрашиваю дружину, — любо ли дружине иметь князем сына великого воина Буревого Гостомысла?

Теперь дружинники должны были сказать «любо».

Но в горнице воцарилась тишина.

В голову Гостомысла вдруг пришла мысль, что дружинники могут крикнуть «долой».

Что делать в этом случае, он не знал.

По телу Гостомысла пробежала едва заметная дрожь. То, что отказ дружинников объявить его своим вождем будет полной катастрофой, он не сомневался.

Но сначала кто-то кашлянул. Затем послышался одинокий молодой голос:

— Любо нам князя Гостомысла!

Через секунду горница заполнилась одобрительным ревом.

— Любо! — дружно кричали дружинники.

Громче всех кричала молодежь.

Возможно, кто-то и не хотел иметь князем Гостомысла, но этих противников не было слышно.

Когда крики стихли, двое старших дружинников поднялись, и Гостомысл увидел в их руках золотую шкатулку.

Эту шкатулку они поставили к ногам Гостомысла. Поклонившись, осторожно открыли шкатулку.

Гостомысл увидел, что в шкатулке лежала шапка из ценного меха. Среди меха ослепительно блистали золотые украшения и драгоценные камни.

Шапку бояре с почтением подали Стоуму, а Стоум, приняв шапку, церемонно поднес ее Гостомыслу.

— Склони голову, князь, — сказал он торжественно.

Гостомысл начал догадываться, что сейчас произойдет, и его сердце екнуло, лицо покраснело, и он склонил голову.

Стоум, держа шапку обеими руками над головою Гостомысла, громко объявил:

— Дружина провозглашает Гостомысла своим вождем, и в знак этого покрывает княжеской шапкой его голову! Пусть сверкающая слава и удача покроют его голову так же, как эта драгоценная шапка!

Гостомысл почувствовал, как на его голову опустилась шапка: она была мягка и приятна, но такой тяжелой, что Гостомысл испугался, что он не сможет удержать шапку, и машинально поправил ее руками.

Заметив это, Стоум едва заметно подмигнул и громко спросил:

— Тяжела княжеская шапка?

— Тяжела! — одними губами выдавил Гостомысл.