совете, занимая 20 из 26 мест. Именно благодаря этому упорные гентцы могли продолжать борьбу против централизации власти. Как-то в одном из писем Карл отметил, что жители городов ведут себя так, словно не являются его подданными.

Такое отношение гентцев вполне закономерно. Во время радостного въезда Карла в Гент в 1515 году они ожидали смягчения условий Кадзандского мирного договора, навязанного им Максимилианом. Но поскольку Карл не отменил договор, заключенный его дедом, отношения между императором и гентцами, которые презрительно называли этот договор «телячьей шкурой», оставались напряженными.

В 1537 году Карл и Мария обложили новым налогом в размере одного гульдена все дымоходы в Нидерландах. Планировалось, что это принесет в казну дополнительные средства, чтобы Карл смог финансировать очередную войну против Франции, призвать 30 000 солдат и снабдить армию артиллерией и боеприпасами.

Генеральные штаты и городские советы утвердили этот налог, но гентцы, от которых потребовали 400 000 гульденов, что составляло треть общей суммы налога, отказались платить и потребовали амнистии из-за «бедности горожан, вызванной дороговизной еды, отсутствием торговли и чрезмерным обременением городского населения». Восстание против нового налога возглавил объединившийся средний класс, решительно отказавшийся исполнять приказ императора. Этот протест отчасти был обусловлен огромными штрафами и репарациями, которые Гент был обязан выплачивать за свое восстание и неповиновение Филиппу Доброму, Карлу Смелому и Максимилиану.

Гентский адвокат Ливен Борлют еще больше накалил обстановку, распространив слухи о фламандской сделке и смело заявляя, что Гент получил привилегию, навсегда освобождающую его от уплаты налогов. Но документального подтверждения этих слухов так и не нашли.

Ненавистную «телячью шкуру» изъяли из архивов и публично разорвали в клочья. По словам некоторых хронистов, кто-то даже проглотил обрывки документа, чтобы от него не осталось и следа. Гентское восстание продемонстрировало силу городского сопротивления имперскому правительству, стремившемуся к централизации власти и абсолютному контролю. Следует отметить, что восстание в Генте было не единственным. Ранее по этой же причине восставали такие города, как Девентер, Кампен, Утрехт, Гронинген, Брюссель, Хертогенбос и Зютфен, но все эти волнения были подавлены.

Жители Гента еще не осознавали, что это восстание станет для многих из них последним. За исключением вольных шкиперов, мясников и торговцев рыбой, которые не видели в восстании ни экономической, ни политической выгоды, представители всех остальных цехов, составлявшие подавляющее большинство в Большом совете города, объявили забастовку. В августе 1539 года гентские ремесленники захватили городские ворота и начали организовывать оборону города.

Карл и Мария больше всего боялись, что Гент снова сможет поджечь фитиль на фламандской пороховой бочке, что заставило бы другие города последовать его примеру и повторить сценарий, разыгравшийся при Максимилиане полвека назад. В тот раз гентское восстание распространилось как лесной пожар, и к требованиям повстанцев присоединились такие города, как Ауденарде, Кортрейк, Герардсберген и Нинове.

Штатгальтер Мария оказалась в безвыходной ситуации и 26 сентября 1539 года была вынуждена против своей воли, «под принуждением и во избежание больших бедствий» подписать соглашение с гентскими повстанцами, возвращающее городу все его прежние привилегии.

В итоге на габсбургских просторах разразился пожар в маленьком, но важном фламандском доме. В одном из писем брату Мария умоляла его лично отправиться в Гент, чтобы навести порядок: «Дело обстоит так, что вы либо сохраните свою власть, либо потеряете ее, либо останетесь хозяином, либо станете слугой». Серьезность намерений мятежников стала понятна, когда они пригрозили заключить Марию в монастырь.

Несмотря на то что Карл в это время был все еще в трауре, он лучше прочих понимал, что одна из самых сильных опор Габсбургской империи опасно покачнулась и может вызвать эффект домино. Он решил срочно отправиться в Гент, чтобы раз и навсегда пресечь волнения в корне и показать пример остальным. На время его отсутствия двенадцатилетний Филипп II был назначен регентом Испании под опекой кардинала Таверы. Поскольку времени терять было нельзя, Карлу даже удалось уговорить своего вечного заклятого соперника Франциска I, с которым он только что заключил предварительный договор о перемирии и с которым, что любопытно, он делил одну спальню во время переговоров, дать ему разрешение на поход на Гент через французскую землю. Это избавило императора от необходимости рискованного морского путешествия в опасное зимнее время.

Встреча Франциска I и Карла прошла сердечно. К всеобщему удивлению, 200 000 французов, забыв о страданиях, причиненных прошлыми войнами между обеими странами, приветствовали императора радостными кликами 1 января 1540 года в Париже. Карл, по-прежнему носивший траур, проводил время во Франции в компании Франциска I на охоте и пирах. Французский король даже сопровождал внушительный военный караван Карла до границы в Сен-Кантене, откуда Карл отправился в Валансьен и далее в Гент.

Карл очень любил держать всех в напряжении, поэтому незадолго до прибытия отправил в Гент своего представителя Адриана ван Кроя с последним предупреждением. Въехав в городские ворота, ван Крой напомнил мятежникам, что все восстания, которые когда-либо происходили в Генте, были подавлены. А через несколько дней «самый могущественный и богатый христианский государь» прибудет, чтобы покарать их. Разумеется, слова имперского посланника пришлись не по вкусу повстанцам. Адриану ван Крою пришлось срочно убраться восвояси, чтобы избежать плена.

Сказать, что император хорошо подготовился к карательному походу, – это все равно, что ничего не сказать. Он поставил перед собой цель поразить своих подданных и лишить их дара речи. И вот 14 февраля 1540 года Карл подошел к воротам Гента с войском почти из 4000 рыцарей, 4000 лучников и 800 офицеров. Сам император ехал во второй группе в сопровождении высшего духовенства, дворян, нидерландских, испанских, итальянских и немецких послов и кавалеров ордена Золотого руна в полном составе.

На зрелище также прибыла сестра Карла Мария, ожидавшая его в Валансьене, и брат Фердинанд. Въезд военного обоза занял шесть часов. Впоследствии утверждали, что по улицам Гента при занятии города проехало до 15 000 лошадей. Вскоре повстанцы осознали, что сопротивление императору было не самой удачной идеей. Четыре полка немецкой пехоты въехали на площадь Пятничного рынка и установили на всех ее углах свои пушки. Сам Карл со свитой прошествовал по улицам Гента к Принсенхофу, где он родился почти сорок лет назад. Там он терпеливо ждал своего дня рождения, который наступил через десять дней. Все напоминало затишье перед бурей. Когда Карла в Принсенхофе посетил городской магистрат, он немедленно потребовал наказать и сменить мятежных членов городского совета.

Три недели спустя девять главных обвиняемых были обезглавлены на площади Синт-Веерлеплейн. Их тела колесовали, а отрубленные головы выставили на шестах в Мейдерпорте. Затем Карл приказал обезглавить еще 16 повстанцев, включая демагога Ливена