* * *

Когда Сергей открыл глаза, в комнате плавал туман. Все вокруг заволокло, и он не мог разглядеть ни дивана, ни двери. Стоило ему оторвать голову от подушки, как в затылке изнутри глуховато постучали молотком: тук-тук, тук-тук, и Бабкин охнул.

В ответ на этот звук из тумана послышался жизнерадостный голос:

– О, проснулся! Где тут у вас раздают завтраки? Предлагаю поторопиться, пока все не разобрали.

Мимо Сергея прошлепали босые ноги, что-то упало, и возле крана раздалось бульканье.

Бабкин закрыл глаза и снова открыл. Туман никуда не исчез.

Он нащупал на стуле джинсы, ощущая, что рука подрагивает. Ему остро захотелось курить, так сильно, что даже пересохло во рту. Одну сигарету… Одну… И ему сразу станет легче!

– Макар, – хрипло позвал он в туман. – Макар, у тебя закурить есть?

Бульканье прекратилось. Две секунды в комнате висела тишина, а затем голос Илюшина прозвучал совсем рядом:

– Что случилось?

– Да покурить захотелось…

– Серега, что случилось? – настойчиво повторил Макар.

Бабкин сделал над собой усилие и произнес, стараясь держаться спокойно:

– Похоже, я ослеп.

Они выехали с территории пансионата под бравурную музыку, доносившуюся от главного корпуса.

– Праздновать начали с утра пораньше, – заметил Сергей. – День «Рассвета», елы-палы!

– Это называется не ослеп, а «посттравматическая слепота», – сказал Илюшин. – Не паникуй. Через сорок минут будем в больнице.

Он резко вывернул руль, машину занесло, и Бабкин почувствовал, как они кренятся вправо.

«Если доедем», – хотел сказать он, и вдруг в тумане что-то мелькнуло. Знак. «Дом отдыха „Рассвет“. Он мигнул и отчетливо увидел уносящиеся назад ели, машущие лапами.

– Ельник проехали? – осторожно спросил он.

Макар глянул в зеркало и кивнул. Потом, спохватившись, сказал вслух:

– Да, ельник.

– А сейчас поле? – уточнил Бабкин через пару минут.

Илюшин коротко взглянул на него и снова кивнул, но на этот раз промолчал.

Долгий облегченный выдох – и Сергей выругался вполголоса. Но это была не злая, а успокоительная ругань: так бранятся, оступившись с моста – и удержавшись на самом краю.

– Все видишь? – спросил Макар, сосредоточенно следя за дорогой.

– Нет. Но все, что вблизи – вижу.

Бабкин едва не рассмеялся от радости.

– Больше всего слепоты боюсь, – признался он. – Слушай, зрение вроде почти вернулось. Может, вернемся?

– Нет уж, – отрезал Илюшин. – Поедем в больницу, и будешь говорить с врачом. Он, вроде бы, мужик вменяемый.

Сергей поспорил еще немного, но, поняв, что на этот раз Макар уперся, махнул рукой. С каждой минутой туман рассеивался, и он был уверен, что к моменту приезда в больницу будет видеть не хуже, чем обычно.

Так и вышло. В обшарпанном приемном покое, где кроме них ожидал своей очереди, охая и кряхтя, неряшливый подвыпивший старик, Бабкин осмотрел все и убедился, что тумана больше нет. Молоденькая, до смешного строгая медсестра, преисполненная сознания собственной важности, велела им ждать доктора, и сыщики заняли дальнюю скамейку возле окна.

– Давай пока составим план, – предложил Сергей, наблюдая за солнечным зайчиком на зеленой стене. Зайчик скакал туда-сюда и был похож на одуванчик, сорвавшийся со стебелька и умчавшийся в свободный полет.

По странной ассоциации Бабкин вспомнил о Лилии Чайке. «Прыгает, наверное, в мешке, бедная… или на что там ее подписала Григорьева?»

– План – это хорошо, – отозвался Макар, что-то чертивший в блокноте. – Правда, я без всякого плана собирался съездить и побеседовать с твоим этим, как его, Мерзляевым. Пока ты общаешься с доктором на предмет того, понадобится ли тебе в ближайшие десять лет собака-поводырь.

– Мерзляев – это из фильма. А здешняя гнида – Мурзоев. Черт, ты меня сбил с мысли! Крутилось ведь что-то важное, что мы вчера не договорили… Снова забыл! А все ты со своей собакой-поводырем.

– Ладно, попробуй вспомнить, – миролюбиво предложил Илюшин, не прекращая рисовать. Заглянув в блокнот, Бабкин увидел что-то вроде разбухшей тыквы. – А еще лучше – давай попробуем сообразить, где Чайка-младший прятал девиц.

– И кто помогал ему вытащить меня из сарая. Неужели они все вместе заодно, а? Нет, конечно, Гейдманы – безумная семейка, но не настолько же!

– Расскажи мне о них поподробнее, – попросил Макар. – Все, что вспомнишь.

Рассказ Сергея превратился в полноценный отчет. Илюшин не прерывал его расспросами, и как-то незаметно для себя Бабкин поделился и тем, как он встретил Лилю в лесу, и как учил ее водить машину, и как она опасалась возвращаться к мужу.

В середине повествования Макар перестал рисовать. Он нахмурился, выбил барабанную дробь по подоконнику. Выложив все, что помнил, Бабкин выдохся и некоторое время сидел молча, ожидая реакции Илюшина.

– Серега, – помедлив, спросил Макар, – скажи мне, а как она выглядит? Жена художника?

Бабкин замялся.

– Ну… невысокая, глаза голубые, волосы такие… светлые, пышные. Маленькая очень…

– Я понял, понял, что маленькая. Фигура у нее какая?

– Худенькая она, вроде…

– «Худенькая вроде», – сердито передразнил Илюшин. – И это описание я слышу от бывшего оперативника! Невысокого роста и худая – а лет ей сколько? Не паспортный возраст, а на вид!

Сергей задумался.

– Зададим вопрос иначе, раз этот поставил тебя в тупик, – снизошел Макар. – Лицо юное? Детское?

– Да, можно и так сказать, – подтвердил Бабкин, все еще не понимая, к чему ведет Илюшин.

И вдруг прозрел.

– Ты что, думаешь… – начал он, поднимаясь, словно вырастая над Макаром, – думаешь, он может…

– Я ничего пока не думаю. Но то, что твой шизофреник выбрал жену, похожую на девочку-подростка, – это несомненно. Да сядь ты, в конце концов! Если он за все годы брака ее не убил, то с чего ему делать это сейчас?

– Ты знаешь с чего, – Сергей все-таки сел. – История повторяется. Там было два похищения, а на третий раз убийство, теперь может быть три похищения, на четвертый раз убийство!

– То убийство, я уверен, не было преднамеренным! – возразил Илюшин. – Случайность, сбой в плане! Мы с тобой только вчера это обсуждали!

– А если мы ошиблись? – прищурился Бабкин. – Если учитель не просто убил девчонку, пытавшуюся сбежать от него, а специально привел ее в лес и забил до смерти? Ведь он не просто так переключился с кукол на живых людей! Что, если ему для получения удовольствия требовалось идти по нарастающей? Ты знаешь, что с серийными маньяками так и бывает.