Впрочем, пока даже и дождя не было. Светило солнышко, под ногами зеленела трава, вечнозелёные сосны топорщили иглы. И даже какие-то мелкие цветочки лиловели на обочине. Зима, это зима, здешняя зима выглядит вот так.

— Тилечка, скажи, это у вас как называется — ещё осень или уже зима?

— Осень, — с готовностью кивнула девочка. — Зима начнётся после Перелома года. Сейчас просто такое время, непонятное — самое тёмное.

— А потом как — светлее?

— Да, и холоднее. Без шапки, наверное, совсем холодно, и без плаща.

Без шапки и без плаща, значит. Здешние шапочки годились, по Лизаветиному мнению, разве что на сентябрь. На сухой и тёплый сентябрь. Как и плащи.

Обедали на берегу спускавшейся с гор речки — у неё была на удивление вкусная вода. Вообще здешняя вода Лизавету бесила неимоверно, ну да после родного города вода хоть где казалась плохой. Но строго говоря, в Палюде она была лучше, чем в Фаро, а здесь — и вовсе хорошая. Лизавета сидела на камне, черпала воду ладонью и пила. И снова пила. Потом привела к воде Огонька, и тот тоже пил и благодарно фыркал, ему нравилось.

После обеда дорога то и дело пересекала какие-то овраги и заросли кустов. И в одном таком овраге, заросшем кустами для комплекта, их и поджидали неприятности.

Резкий непонятный свист выдернул Лизавету из послеобеденной дремоты. Заругался храмовый служка Коста — ему в мешок попал арбалетный болт. Сокол уже отдавал какие-то команды, не вполне понятные Лизавете, но Руджеро и Альдо поднимались по склону в одну сторону, а брат Василио и Антонио — в другую, а сам он велел Джованни и Серафино рассредоточиться и внимательно смотреть по сторонам.

Повезло Руджеро — с их стороны послышались крики, к ним на помощь Сокол отпустил Серафино с Джованни, а сам кивнул Лису, чтоб тоже смотрел внимательно. Вернувшийся брат Василио остался при отряде, а Антонио с горящими глазами помчался догонять остальных.

Двоих оборванцев притащили Руджеро и Серафино. Сказали — там, в кустах, есть ещё, если надо — вмиг доставим.

Это были парни не старше их самих, одетые в грязные рубахи и какие-то лохмотья поверх, у одного хотя бы обувь не разваливалась, а у второго подошвы были привязаны к ногам верёвкой.

Лис спросил — кто такие. Тот, что в башмаках, молчал, второй проговорил что-то себе под нос, Лизавета не поняла.

Поняли брат Василио и Сокол. С разных сторон придвинули коней, брат Василио навис всей тушей и грозно спросил что-то, видимо, на местном диалекте. Те помялись, потом начали отвечать.

— Говорят, что ничьи не люди, что живут тем, что Великое Солнце пошлёт и добрые путники, — с усмешкой перевёл Сокол, и тут же что-то спросил на том же диалекте.

Ему показали ржавый арбалет. Он взял, осмотрел, вернул обратно. Заговорил сурово, мальчишки-оборванцы аж головы в плечи вжали. По его слову из кустов под надзором Антонио, Альдо и Джованни выбрались ещё человек семь таких же. При них нашлась пара подобных ржавых арбалетов и разномастные ножи.

Сокол сощурился, демонстративно пересчитал разбойников, потом снова принялся что-то говорить сурово и глядя на каждого из них по очереди. Трое младших даже присели на корточки и закрыли уши. Потом те двое, которых привели первыми, собрали своё оружие в кучку, сгребли и, повинуясь жесту Сокола, сложили под куст на обочине. Дальше все они, как они, повалились на колени и хором начали произносить что-то, очень похожее на традиционное обращение к Великому Солнцу, поглядывая как раз в ту сторону, где на небе находилось названное светило. А потом Сокол простёр над ними руки и, видимо, велел убираться обратно в кусты. Что они исполнили с небывалым проворством. Оружие осталось лежать кучкой у дороги.

Сокол направил руку на эту кучку, стряхнул пальцы, с них сорвались искорки и окутали железо голубоватым сиянием, которое там и осталось. Сокол улыбнулся и скомандовал двигаться дальше.

— Рассказывай, — потребовал Лис, как только кучка и разбойники остались за поворотом дороги.

— А чего рассказывать? Местные оборванцы. Думали, мы глупые богатые путники, которые не захотят связываться и откупятся. Раз они никого у нас не ранили, я тоже убивать не стал. К своему ржавому железу они до заката не смогут прикоснуться, и ещё животом в кустах помаются примерно до завтра. А мы к тому времени уже будем далеко.

— И всё же можно было кого-нибудь убить, чтобы в другой раз неповадно было, — заметил Серафино.

— Зачем проливать кровь, если можно обойтись поносом? — философски пожал плечами Сокол.

— А откуда вы знаете их язык? — тихо спросила Лизавета чуть позже.

Они по-прежнему передвигались плотной группой, и Сокол ехал неподалёку от неё.

— Были матросы на корабле из этих земель. Здесь жизнь очень бедная, вот они и ищут, где получше — кто посмелее, тот на море, кто похлипче — тот здесь.

— И что, мы ещё встретим… таких вот?

— Не исключено. Поэтому я и говорю вам — не отставать. Мы вовсе не беззащитны, но если вас отобьют от отряда — будет неприятно.

— С магом, умеющим наслать понос, мы сильны, как никто, — рассмеялась Лизавета.

— Увы, такой номер пройдёт не со всеми. Поэтому не отставайте и смотрите в оба, — он обычным образом ей подмигнул и отправился в голову отряда.

До самого заката Лизавета, как было велено, смотрела в оба, но ничего особенного не высмотрела. А ночевали они в маленьком посёлке, в котором, к счастью, имелась гостиница.

В небольшом домике проезжим сдавались три комнаты, и ещё можно было занять какое-то место в общей зале. Одна из комнат уже была занята, две оставшиеся поделили между собой Лис с Крыской и Лизавета с Тилечкой. Двери изнутри не запирались.

После ужина сидели за большим столом, Лизавета рассказывала про эльфов, мальчишки пели. А когда они собрались спать, в дверь постучались.

— Госпожа Элизабетта, открывайте, — скомандовал Сокол.

Он по-хозяйски затащил к ним тюфяк с сеном и бросил на пол у двери.

— Вы собираетесь охранять нашу дверь? — изумилась Лизавета.

— Именно, — кивнул он и сгрузил на пол рядом с тюфяком ремень со множеством сумок и пистолеты.

— Тогда не страшно, — восхитилась Тилечка. — А то я как-то не очень уверенно себя чувствовала с этой дверью.

— Вот и мне так проще, — кивнул он.

— Скажите, чего именно вы опасаетесь? — нахмурилась Лизавета.

— Очередных дураков, которые позарятся на богатых путников, — усмехнулся он. — Госпожа моя, помнится мне, наши молодые дарования дарили вам некий волшебный камень.

— Точно, есть такой, — кивнула она и достала из-под рубахи цепочку.

— С вашего позволения, я сяду. Берите его в правую руку, — он сел рядом, близко-близко, прямо ногой к ноге, и взял её руку с камнем в свою. — Видите — тут такие выемки, они под пальцы.