Втроем скатились к воде, в дым от горящих танков.

– Вот и… – Олег не договорил. Охнул и стал валиться – еле подхватили. Пуля на излете вошла под левую лопатку.

Ильяс зажал сочащуюся кровь, вытянул гимнастерку, зубами рванул свою майку на лоскуты. Коля разрезал гимнастерку командира. Вдвоем наложили тампон на рану, туго перехватили бинтами. Вроде держит.

Олег в себя не пришел, но сердце стучало.

Где-то над головами немцы загудели в сторону моста, где еще не умолкли пулеметы шального лейтенанта.

– Как мы его на ту сторону? – Ильяс закрутил головой, выискивая какое-нибудь плавсредство.

Коля задумался, кивнул и убежал в дым.

– Куда?

Ильяс потянул раненого к воде. Может, здесь неглубоко, и удастся пронести? Нет. Дна не видно.

Коля появился, волоча тяжеленную створку ворот. И где только приметил? Створка крепкая, толстая, сухая.

Олега затащили на плотик и спустили на воду. Дверца просела, но не утонула.

– Пошли!

Как они плыли, Ильяс не помнил. Редкая птица долетит до середины Днепра, но это у Киева. У Могилева река не широкая, но Ильясу она показалась морем. Он загребал правой рукой, левой придерживая створку, болтал в воде тяжеленными сапогами. Они и намокшее обмундирование тянули на дно. На той стороне импровизированного плотика точно так же бултыхался Коля. Рядом взлетали брызги от осколков, над головами свистели пули, но пловцам было не до этого. Главное – чтоб не перевернулся плотик, не утопил командира. Быстрое течение сносило их от моста, где шел бой, и минут через пять стрелять в них перестали. На берег выбрались километром ниже.

Выползли, кашляя и выплевывая попавшую в легкие воду, вытащили раненого. Отдышавшись, подняли головы. Неподалеку трое красноармейцев откапывали лопатами застрявшую в речном песке телегу. Запряженная в нее коняшка косила глазом и пританцовывала от звуков канонады.

– Бойцы, ко мне!

Ближайший солдатик попытался огрызнуться, но, увидев «Люгер», торопливо подбежал. Следом – остальные. Впятером отнесли Олега на телегу, предварительно сбросив в песок стопки перевязанной шпагатом бумаги.

– Что это? – спросил Ильяс.

– Складские ведомости, – пояснил седой старшина, главный среди бойцов. – Товарищ интендант велел вывезти.

– Кому они нужны, портянки ваши? Сожги, если такая ценность!

Старшина полез было в карман за спичками, затем передумал и плюнул. Телега тронулась в путь. Они выбрались на дорогу и встали, оглядываясь. На высоком противоположном берегу Днепра горели дома. Черные клубы дыма ползли в небо, ветер относил их к реке, и дым стелился над водой грязно-серым туманом. Там и сям в тумане виднелись плотики, лодки, а то и просто головы плывущих людей – последние защитники Могилева покидали город. Орудийная канонада стихала, только выстрелы винтовок да пулеметные очереди все еще звучали на западном берегу. На восточном, куда выбрался экипаж танка, было тихо.

Ильяс сделал несколько шагов к реке, остановился и хлопнул в ладоши – раз, другой. Затем закачался из стороны в сторону, что-то гортанно выкрикивая. Затанцевал, скаля зубы, все ускоряя и ускоряя темп. От телеги на него ошеломленно смотрели механик и бойцы.

– С ума сошел! – ахнул Коля.

– Может, его… – Пожилой старшина потащил из телеги веревку.

– Отставить!

Все четверо обернулись к телеге. Олег сидел, привалившись плечами к борту. Лицо его морщилось от боли.

– Оставьте его! – повторил он тише. – Это пройдет. Потанцует и… пройдет. Зикр это. Или нет? Неважно… Пускай!

– Какой зикр? – изумился Коля.

– Танец такой на Кавказе есть.

– Он же с Украины!

– Родился и вырос в горах. Не трогайте!

Коля умолк и повернулся к Палянице. Следом – остальные. Ильяс танцевал. Взбрасывая руки и отбивая пятки. Его переполняла радость. Они смогли. Отомстили! Положили гадов, а сами выжили, ушли! А те, мышастые, их не взяли! Не ухватили и хрен когда ухватят! И не смогут, никогда не смогут! Аллах на нашей стороне!

Ильяс раскинул руки в стороны и закружился волчком. На душе его разливалось и шумело теплое, безграничное море. Над головой пели птицы, а в щеки дул ветер. Ему казалось, что это ветер с родных гор…

– Хорошо пляшет! – сказал Олег. – Я бы поддержал, если б мог. – Он закашлялся и плюнул кровью.

– Товарищ лейтенант! – подскочил Коля. – Лежите! Вам нельзя!

Олег послушно опустился на дно телеги. Коля подсунул ему под голову чью-то скатку.

– Не переживайте! – бормотал Коля, устраивая удобнее голову командира. – Не пропадем! Это мои родные места, я тут каждый куст знаю. Отвезем вас в деревню, подлечим, а потом – к своим. Будем бить немцев!

– Угу… Непременно, – подтвердил Олег, закрывая глаза. – Гремя огнем, сверкая блеском стали.

А Ильяс танцевал…

Солнечный зайчик, скользнувший в высокое окно, упал на край белоснежной простыни и застыл, будто пригревшись. Олег тронул его рукой и ощутил теплоту ткани, согретой лучом солнца. Он окинул взглядом крашенные голубой краской стены, высокий потолок, пустые койки с аккуратно заправленными одеялами и в который раз покрутил головой. Невероятно. Однако глаза не обманывали: госпиталь.

Жизнь – штука странная. Когда последняя надежда растаяла, подведены итоги, ты отрешился и приготовился к неизбежному, судьба, словно насмехаясь, поступает наоборот. Будто напоминая: «Не тебе, козявке, решать!» Фронтовики такое вспоминали. Они тоже не надеялись выжить…

Вечером после переправы через Днепр они вышли в расположение стрелкового полка, вернее, его остатков. Командовал частью измотанный, небритый майор с красными от бессонницы глазами, однако, несмотря на непрезентабельный вид, службу он знал. Не повел бойцов днем по беззащитным от нападения немецкой авиации дорогам, а схоронил часть в лесу в ожидании темноты, не забыв выставить боевое охранение. Оно и задержало маленький отряд. В лесу за гостей взялся лейтенант-особист. Проверил документы, въедливо расспросил каждого, причем порознь. Поначалу Олег удивился такой прыти (мало ли окруженцев на дорогах, всех, что ли, так проверяют?), но потом сообразил. Их форма… Среди оборонявших Могилев частей танкистов не было.

Их рассказы особист выслушал недоверчиво. Крутил головой и хмыкал, особенно при описании боевых операций. Олегу надоела эта канитель.

– Можете запросить Москву! – сказал зло. – Прямо НКВД. Там о нас знают!

Олег блефовал. Его записку благополучно переправили в Москву, но читал ли ее кто там и какие выводы сделал, было неизвестно. Вполне могли и в урну выбросить. На фронтах положение хуже некуда, до него ли сейчас? Однако особист конкретно достал.