Ефремовна окинула меня скептическим взглядом, словно сомневаясь, что я достойна брать в руки столь редкое издание.

— Хорошо, посмотрю, есть ли…

— Давайте я сама посмотрю? Я знаю, где искать нужный ряд. А после торжественно клянусь вручать вам свой читательский билет!

Обогнула стойку, за которой сидела библиотекарша, и юркнула под защиту книжных стеллажей. Помещение было огромным. Не знаю, можно ли студентам самим разгуливать в столь священном месте или нет, но попытаться стоило: дверь снова открылась и захлопнулась с еще большим шумом. В библиотеку полным сдавленной ярости ураганом ворвался декан.

Тетка, еще не успевшая прийти в себя после моего появления, чуть не свалилась со стула.

— Чем могу помочь, Вениамин Эдуардович? — пролепетала она. Ее тон, еще минуту назад представляющий из себя презрительно-снисходительное гарканье, сменился почтительным, полным скрытого обожания, воркованием.

Я поразилась и возмутилась такой скорой смене настроения. То, что от Верстовского-старшего млели все старые (и не очень) девы Ливера, было и так понятно. Но каждый раз наблюдать, как его чары укладывают штабелями всех перестарок в радиусе километра, было унизительно.

— Не заходила ли сюда студентка?.. Этакая юная невротичка? — декан оглядывал книжные ряды, теряющиеся в темноте.

— А то ж. Чуть дверь с петель не снесла! — библиотекарша, вспомнившая обо мне, запылала праведным гневом. — Она пошла искать "Двенадцатую ночь" в оригинале. Представляете, сама!.. В оригинале!.. Сейчас же выставлю ее вон…

— Не стоит, давайте это сделаю я, — отец Ромки положил руку на плечо начавшей подниматься на ноги библиотекарши и усадил ее обратно. — Найду и… выставлю. Все в лучшем виде.

31. Байкер

Ничего не понимающая Любовь Ефремовна плюхнулась на стул, а я ойкнула и пустилась по проходу между стеллажами. Библиотека в литературном — это не задрипанная читальня какого-нибудь технического вуза — это целое книгохранилище: огромное длинное помещение с десятками высоченных шкафов, доверху набитых учеными трудами, собраниями сочинений, брошюрами, классическими и не очень изданиями и прочими плодами писательского труда. Здесь даже имелся целый раздел газет и журналов — самый бесполезный вид макулатуры, который только можно представить.

Старые советские светильники, свисающие с потолка, не могли осветить все уголки и закоулки книжного лабиринта. Достаточно жуткое место, на самом деле. Хорошенько углубившись внутрь, я поняла, почему студентам не разрешалось ходить в хранилище самостоятельно: полагаю, здесь заблудился и навсегда пропал без вести не один начинающий литератор.

Я в очередной раз вильнула между шкафами, намереваясь запутать следы и сбить преследователя с толку (что существенно повышало мои шансы стать следующей жертвой библиотеки). И лицом к лицу столкнулась с Верстовским.

— Куда бежишь, Марго? — угрожающе сузил глаза он.

— Но как вы так быстро?.. — сердце ушло в пятки.

— Я знаю это место, как свои пять пальцев… — отрезал он.

"И умею проходить сквозь предметы" — всплыло в голове. Другого объяснения тому, что он в итоге обогнал меня, не было.

— … и шел по шлейфу от твоих духов, Красовская, — он наступал до тех пор, пока я не уперлась спиной в шкаф.

— Зачем? — вызывающе приподняла подбородок, хотя поджилки тряслись, как у самого трусливого зайца.

— Чтобы спросить: почему ты сбежала после первой же нашей совместной ночи? Оставив после себя лишь трусики, словно какая-то похотливая Золушка?! — он подошел совсем близко. Вынудил меня вжаться спиной в книжные корешки, прижался губами к моему пылающему лбу.

— Вы и так все знаете. Мне больше нечего вам предложить, — выдавила я.

Наши сердца бились громко и в унисон, оглашая библиотечную тишину судорожным стуком. Его сердце пульсировало на уровне моих ключиц, мое — отчаянно трепыхалось в районе его желудка. Они словно дрались, желая перестучать друг друга… Или вырваться на волю, пробив грудные стенки и слившись в едином, торжественном сердечном бое.

— Почему не отвечала на звонки? — он положил ладони мне на талию. Несмотря на нежные прикосновения, я чувствовала, что он зол. И тоже готов взорваться в любой миг. — Послезавтра я уезжаю…

Так скоро?! Его слова ударили меня под дых, выбили весь воздух из легких. Я приоткрыла рот, чтобы не задохнуться, и он тут же воспользовался этим, накрыл губы поцелуем — страстным, но очень коротким, потому что иначе я и правда могла скончаться от нехватки кислорода.

— Выгодное предложение по работе, да? — получилось немного едко.

— Да, и не только. Мне правда необходимо разгрузить голову, Марго. Отдохнуть от тебя, иначе… Боюсь, я так долго не проживу.

— Не надо оправдываться, — "успокоила" его я. — Можете уезжать когда и куда захотите. Вы взрослый и свободный человек, в конце концов.

Декан сделал несколько глубоких вдохов, прислонился лбом к стеллажу.

— И сейчас только тебе решать, на какой ноте мы расстанемся, — продолжил он слегка изменившимся голосом. — Как любовники, что не побоялись бездны чувств, открывшейся перед ними… Или же как чужие люди, которым нечего обсуждать.

"Бездна чувств"… Тут я была с ним согласна. Во мне черной вьюгой поднялась буря эмоций. Слишком беспросветная и болезненная, чтобы продолжать мыслить разумно. Я ужасно бесилась из-за внезапного появления Аделаиды и более глобальных вещей: оттого, что он не смог вовремя перестать меня преследовать — тогда, когда все еще можно было остановить; что был так чуток и неистов той ночью… И оттого, что я сама не могу волевым решением взять и перестать плавиться от любви в его руках!

Руках, которые, между прочим, уже позволяли себе откровенные вольности — забрались под кофточку и нежно сжали грудь в тонком тканевом бюстгальтере.

— А что нам обсуждать? То, как вы пригласили новую пассию в университет, чтобы досадить мне?!

— Это не так, — хрипло возразил декан. Он оставил грудь в покое и начал расстегивать ширинку на моих джинсах. — У нас чисто деловые взаимоотношения…

— Ну и зря… — у меня закружилась голова, и я схватилась обеими руками за его плечи, чтобы не упасть. — Она явно не прочь замутить с вами.

— Это… разрешение? — Верстовский просунул правую ладонь мне в трусики. Диалог заполнился длинными паузами. Мы оба тяжело дышали, будто после изнурительного бега по пересеченной местности. — Хочешь, чтобы я "замутил" с Аделаидой?

— Д-да! — тихо простонала я. — Перестаньте… лапать меня!

Прозвучало, должно быть, не очень убедительно, потому что декан запустил руку еще глубже. По его лбу скатилась капелька пота.

— А как же ты сама, Марго? — он медленно задвигал пальцами. — Будешь притворяться, что равнодушна ко мне? Ты же вся течешь и млеешь…

— Это не притворство, — содрогаясь, прошептала я ему на ухо. Только бы не кончить! Если кончу, раз и навсегда закреплю его власть над собой. — А обычная