– А если город? – спросил Пашка.

– Город?

– Да, туристический город, жилой, современный, с людьми. Ведь туристы ездят в Париж или Токио, верно?

– Ну ездят…

– Вот и мы поедем.

Тамара издала страдальческий стон, но ничего не ответила.

Они спустились вниз, и Пашка окончательно убедился, что станция тут другая.

– «Северная-14», – прочитала название станции Алина. – А там вроде семнадцатая была?

– Семнадцатая, – задумчиво подтвердила Тамара, разглядывая серую облицовку овального вестибюля, утыканного аляповатыми колоннами с витиеватыми капителями. Снаружи колонны были покрыты толстым слоем стекла. При этом освещение было слабое, желтое, и холл выглядел довольно мрачно и тоскливо. – Итак, мы попали на другую ветку. Здо́рово. Плутали-плутали и заплутали еще больше.

– Напоминает «Автово», – сказал Пашка.

– Напоминает, да не оно, – заметила Тамара.

Они медленно вышли к перрону. Пашка решил проникнуть в диспетчерскую и попытаться оттуда позвонить. И тут краем глаза он что-то заметил. На скамейке справа кто-то сидел! Он резко развернулся.

– Не стреляйте… – пролепетала маленькая худая женщина лет сорока, светленькая, со спутанными волосами, в таком же блеклом платьице и стоптанных туфлях – настоящая «серая мышка». Обеими руками она сжимала небольшую сумку. – Вы пришли наконец!..

– Ой, а вы кто? – Тамара подбежала к ней. – Вы работаете здесь? Где мы находимся, не подскажете?

– Пожалуйста, нет-нет, – замахала руками женщина. – Я ничего не знаю! Я… мне… вы не видели моего Васеньку, Васеньку не видели?

Закрыв лицо руками, она горько зарыдала. Девушки принялись успокаивать ее.

– Вы давно здесь? – спросила Алина, гладя ее по руке.

– Сутки! Сутки уже! – услышали они сквозь рыдания. – А мой Васенька потерялся! Сыночек…

Пашка растерянно встал рядом. Вот и еще люди, затянутые с «Горьковской»!

– Вы не видели моего сына, не видели? – продолжала рыдать женщина.

– Сколько ему лет и где вы его видели в последний раз? – спросил Пашка.

– Семь лет, семь годочков, почти восемь, – не унималась женщина. – Мы в Пушкин собирались пораньше, к сестре моей, давно уж собирались, да времени все не было… А у метро смерч налетел, жутко было, закружило все, я и…

– Простите, но мы не видели вашего сына, – извинилась Тамара. – А вы хорошо искали? Куда он мог пойти?

– Я… Я везде тут обошла, даже наверх поднималась, но нет его нигде. Может, он по рельсам пошел? Но это невозможно! Он воспитанный у меня, послушный ребенок, без моего разрешения – ни-ни, никуда!..

– Наружу выходили? – спросил Пашка.

– Нет, я… Я не смогла выйти, там все закрыто! И телефон не работает – связи нет, понимаете?

– А потом вы все это время просидели здесь? – спросила Алина.

– Да, да. – Женщина вытерла слезы платком. – Пожалуйста, помогите найти моего сына, умоляю вас!

– Наверху его нет, мы только что оттуда, простите, – сказала Тамара.

Незнакомка тут же залилась новыми слезами:

– И нет вокруг никого, совсем никого! Куда все подевались, объясните мне?! Это что, война?

– Это не война. Хотя мы… сами точно не знаем, – осторожно ответила Тамара. – Но теперь вы не одна и…

– Вы есть хотите? – спросила Алина. – Вы же сидите тут целые сутки! У нас и сыр и мясо есть…

– Нет, не хочу! – Женщину сотрясали рыдания. – Вы не поможете мне, не поможете, я знаю…

Пашка взвыл и кинулся к диспетчерской. Сейчас он к чертям собачьим разнесет эту дверь и дозвонится до людей!

– Ты куда? – крикнула ему вслед Тамара.

– Я сейчас!

Пашка подбежал к диспетчерской, прицелился и, не раздумывая, выстрелил в дверь, ближе к замку. Бластер вздрогнул, на его панели моргнула красная лампочка, а дуло окутало мягкое голубоватое свечение – беззвучно, без отдачи. Никакого яркого луча и звуков «пиу-пиу». Зато от двери посыпались искры, брызнул раскаленный металл, и на месте ручки образовалась круглая дыра размером с небольшое яблоко.

– Не устрой там пожар! – крикнула Тамара, выглянувшая вслед за ним в вестибюль. – Ты что там, полную мощность выставил? Убавь!

Пашка ногой толкнул дверь и прошел внутрь. Еще одна диспетчерская, практически ничем не отличающаяся от других. Такие же пульт, стол, шкаф, плакаты в советском стиле, но на исковерканном русском. И телефон. Совсем древний, черный, он висел на стене, и провод его был цел – уходил в стену без всяких розеток.

Пашка схватил тяжелую эбонитовую трубку. Сигнал! В трубке гудел сигнал! Это был мощный, солидный, умиротворяющий звук цивилизованного мира, и Пашка сразу успокоился. Так… Он поискал глазами листок с номерами телефонов. Ага, вот, первая же строка в списке: «Дђжурња. Тђл. 012». Дежурная, наверное. Он набрал номер.

– Халло, диежурня слушае, Катаржинка Богуч, – раздался сонный, недовольный женский голос. – Што случилось-шта?

Пашке тут же представилась толстая дородная тетка с красным платочком на голове, которую оторвали от чая с бубликами или любимого кроссворда.

– Алло, алло, барышня! – по-старомодному закричал он. – Помогите нам! Мы застряли на станции «Северная»… э… «Северная-13»! Тьфу ты! Нет, «Северная-14»!

– Сиеверная-чатарнацить? – переспросила тетка. – Ви есть кто? Ась?

– Нас тут четверо, мы заблудились и не можем выйти; помогите, пришлите кого-нибудь!

– Какайная зона ваша системайная зарубка?

– Чего? – растерялся Пашка.

– Зарубка ти составляй на карта-ште? Твой карточкавый нумбер какой есть?

Пашка заскрипел от бессилия зубами. Он ничего не понимал! Насколько ж далек был мир, с которым он разговаривал…

– Нумбер карточки сказати мне, бистро!

– Номер карточки? Какой карточки? Мы не из вашего мира, поймите, я вообще плохо вас понимаю! – закричал Пашка.

– Како ви попадай на Сиеверная-чатарнацить? – начала раздражаться диспетчерская матрона. – Нумбер секционки – який он? На стене ти видети его? Ти понимати меня?

«Секционка»? «Карточкавый»?! Пашка заскрипел от злости зубами. Что там должно быть на стене? Номер какой-то секции? Не было никаких номеров! Вроде.

– Мы. Попали. Сюда. Нечаянно, – четко и медленно начал проговаривать он слова, поняв, что все равно других вариантов общения нет. Надо самому коверкать слова, до предела упростив язык. – Мы не есть ваш мир. Наш мир есть очень далеко. Мы попадать из аномалий. Портал, ураган. Не специально. Тут никто не есть. Нас спасти, пожалуйста. И еще много люди, пропадать, наверное! Мы не знать, где есть находиться выход. Честное.