Хочется объяснить, что все в порядке, я желаю им с Саванной удачи, а сама я западаю на Морган, только озвучить ничего не получается. Все болит. Едва дышу сквозь слезы и запах бензина. Даже в ответ сжать Веронике руку удается с огромным трудом.

– Ханна… – вновь начинает Вероника. – Я не хочу умирать.

Папин голос звучит у меня в голове, напоминая, что я не супергерой. Следовало бросить Бентона в горящем доме: пусть другие его спасают.

Вероника сильнее стискивает мне руку.

– Мы не умрем. Только не здесь, – обещаю я, дергаю скотч, взываю к стихиям. Сопротивляюсь неведомому препарату Бентона. – Это не конец. Еще нет.

– Ты ошибаешься. – Бентон бросает опустевшую канистру на землю и достает из борсетки паяльную лампу. Он зажигает ее и наконец смотрит мне в глаза. – Это очень даже конец.

Бентон Холл делает шаг вперед и поджигает мой мир.

Мне не спастись.

Пламя лижет мои ноги, думает, как бы вцепиться, но я не горю. Пока нет. Как именно работает препарат, я не представляю, но полностью уничтожить магическую силу он не должен. Мы не можем ее контролировать, но она здесь, таится где-то внутри. Только от этого не легче.

Густой, едкий дым забивает легкие. Пламя бежит по бензиновому ручейку и пожирает растопку. С каждым вдохом дым все гуще и гуще. От паники туман в голове рассеивается, но я не могу найти свежий воздух, не могу призвать стихию.

За спиной у меня хрипит и кашляет Вероника. Ее рука сжимает мне ладонь все слабее, слабее, потом выпускает.

– Вероника! – Я едва слышу собственный голос сквозь рев пламени, лижущего ноги. Моя кожа не горит, зато горят джинсы и плавятся скотчевые путы. Деним превращается в пепел и осыпается. – Вероника, держись!

У меня начинается приступ кашля. Мозг нуждается в кислороде, тени заслоняют поле зрения.

Бентон стоит передо мной, но лица его не разглядеть. Хочется орать на него, проклинать, молить о пощаде, но в легких слишком мало воздуха. Вскоре Охотник едва просматривается сквозь дым и алые языки пламени, блокирующие обзор. Не желаю, чтобы Бентон стал последним, кого я увижу перед смертью. Такого просто не может быть.

Закрываю глаза и представляю будущее, которое настанет без меня.

Перед мысленным взором – мама, горюющая, но не одинокая благодаря поддержке ковена. Леди Ариана переселяет семьи из Салема, чтобы уберечь их от опасности. Джемма как почетная Стихийница отправляется с ними, пожизненная защита ковена ей обеспечена. Я понимаю, что такое невозможно, но позволяю себе мечтать.

Следующей я вижу Веронику. Тянусь к ее руке, но не чувствую ничего, кроме жара, который давит, давит, давит на кожу, ищет обходной путь, брешь в защите Стихийницы, уничтожить которую не в силах ни один препарат. Только смерть.

Тени затягивают меня, теперь перед моим мысленным взором – Морган.

Слышу ее смех. Вижу рыжие волосы, сияющие на солнце. Уголки рта, изгибающиеся, когда она сдерживает улыбку. Момент, когда она поняла, что я Стихийница, и использовала Кровавую магию, чтобы помочь моему папе.

Папа…

Надеюсь, он ждет меня на другой стороне. Наверное, он там смеется, пожимает плечами и обнимает так сильно, что никакая боль не страшна. Мы присмотрим за мамой. Позаботимся, чтобы у нее было все хорошо. Позаботимся…

Взрыв сотрясает горящий костер. В ушах звенит. За сомкнутыми веками мелькают алые всполохи, а затем я тону. Огонь кричит и шипит в предсмертной агонии.

Сквозь шум прорезаются крики, и я леденею. Я дрожу от холода. Меня хватают чьи-то руки. Ветер хлещет в лицо. Земля поднимается мне навстречу, но до столкновения дело не доходит.

Я снова чувствую руки. На лице. На шее. На запястьях. От прикосновений больно. Хочу, чтобы боль прекратилась. Хочу заснуть и уйти в другой мир. Хочу к папе.

Мне резко сдавливают грудь. Вскрикиваю и жадно глотаю свежий воздух.

Кашель сотрясает все тело. На задворках измученного, лишенного кислорода сознания мелькает мысль о том, что скотча больше нет. Руки и ноги свободны. Кожа не обгорела.

Теперь слышится не один голос, а несколько, только слов я не понимаю. Не могу отделить мешанину гласных и согласных от воя сирены.

А потом, наконец, могу.

– Открой глаза! – велит женский голос. Чьи-то руки ложатся мне на плечи. Легкие снова наполняются воздухом. – Ханна, открой глаза!

Голос такой настойчивый, будто его обладательница привыкла, чтобы ей повиновались. Но я же устала. Сильно, смертельно устала. Почему бы ей не оставить меня в покое? Хочу уснуть и не просыпаться.

Земля рокочет. Стихия недовольна мной? Толчки сотрясают взбаламученный мозг, и я слышу собственный стон.

– Больно… Хватит… – Язык распухший и тяжелый, но слова с него слетают.

Сверху раздается вздох, единственный признак того, что женщина немного успокоилась.

– Скоро здесь будет полиция. Ты должна отрицать, что знаешь мотивы этого парня.

«Что-что я должна отрицать?» И вдруг я узнаю спокойный, выразительный голос, что звучит надо мной.

– Бабушка? – Я через силу разлепляю веки, но даже от этого движения больно. Дым ест глаза, но я поворачиваю голову из стороны в сторону. – Вероника? С ней все?..

– Она в порядке. Вы обе в порядке. – Во взгляде леди Арианы, моей бабушки, столько тепла… Не подозревала, что она способна испытывать такие чувства, не говоря о том, чтобы их демонстрировать. – Глупая, упрямая девчонка! – У меня наверняка галлюцинации: ведь в ее голосе слышится гордость.

Вероника – вон она, лежит на земле неподалеку от меня. Туфли у нее сгорели и разваливаются прямо на глазах, зато грудь мерно поднимается и опускается: вкупе с заверениями леди Арианы это позволяет надеяться, что она действительно в порядке.

– Как вы нашли нас? – Поднимаю взгляд на бабушку. Она щелкает пальцами, создает огонь из ничего и бросает на костер Бентона, снова разжигая его. Кстати о Бентоне. – Где Охотник?

– Арчер занимается… им. – Последнее слово бабушка практически выплевывает и машет рукой куда-то в сторону. – Он выследил парня после звонка в полицию.

Я поворачиваюсь и вижу Арчера, склонившегося над Бентоном. Чуть дальше стоит Кэл с пузырьком зеленой жидкости в руках и шепчет что-то, мне не слышное. Пожалуй, головой я ударилась сильнее, чем думала.

– Что здесь делает Кэл?

– Он помощник агента. Кэл добавляет последние штрихи к связывающему наговору. – Бабушка смотрит на неподвижного Бентона, и в глазах у нее мелькает лютая ненависть. – Теперь при всем старании Охотник не сможет ни с кем поделиться тем, что узнал о кланах.