— Где ж ты, паршивец гнойный? — уставился на свой нос Игорь. Непроизвольно глаза его поползли чуть выше. И еще выше. Челюсть с противным чмокающим звуком отскочила вниз. На голове в золотистой шевелюре девелопера машинкой была выстрижена широкая борозда.

— А-а-а-а!!! — заорал Поклонский.

Весь кошмар, бред и ужас, списанный им на передозировку порошка, предстал передним во всей неприглядности и опасности. Значит, Черный Гуру действительно посетил его. И требовал деньги. Огромные! Безумные деньги! Три миллиарда!!! Поклонский опустился на пол и застонал. В тот же момент в кабинете настойчиво зазвонил телефон.

— Я же просил не соединять! — взвизгнул Игорь Михайлович и подбежал к столу. Схватил трубку и завопил в нее: — Кто позволил? Никого — значит, никого!!!

— Хм-хм. Гражданин Поклонский? Следственный комитет при прокуратуре, старший следователь по особо важным делам Онаньев. Вы могли бы завтра прибыть в комитет для проведения следственных действий?

Ровный настойчивый голос заставил девелопера замолчать. Он передернулся, как от удара током, и присел в кресло.

— Д-д-да-да. Могу. Куда приехать?

Его психика не выдерживала такой быстрой смены кадров. Министр — Белый Гуру — Черный Гуру — выбритый череп — прокуратура. Полный кошмар!

— Технический переулок, дом пять. Кабинет триста тридцать третий. Вы должны быть в три часа! Понятно? Ровно в три жду вас, — настойчиво напирал на «тройку» невидимый собеседник.

Поклонского затрясло. Он понял, что это еще одно напоминание о трех миллиардах. Черный Гуру слал свой зловещий привет. В трубке раздались гудки. Прокурорские следователи не требуют подтверждения или согласия. Они привыкли к беспрекословному подчинению граждан. Не подчиниться всегда выходило себе дороже. Игорь Михайлович обхватил голову руками и ощупал выбритую часть.

— Куда деваться? Что делать? С такой причесочкой только в дурдом! А не в прокуратуру!

Он вдруг замолчал, с минуту сосредоточенно думал, а затем улыбнулся, рассмеялся, хлопнул в ладоши и забегал по кабинету.

— А ведь точно! Как же я не догадался! Ай да я! Ай да Поклонский! Всех обведу! Не взять вам Игоря Поклонского! Идите все в жопу!!!

Честно говоря, на это утро Артем запланировал отдых — как минимум, до обеда, но уже к девяти часам за окном раздался какой-то гомон, а во дворе началось шуршание и суета. Артем выглянул и заинтересованно хмыкнул. Двор был полон машин, а у его подъезда, в котором и жили-то он да Штольц, во множестве толпились люди! Более того, там же, у подъезда, в точности под его окном стояли молодые ребята, одетые в какую-то синюю форму.

— И что это? — проворчал Артем и начал стремительно одеваться.

Он уже успел привыкнуть к сюрпризам, большей частью неприятным, а потому не строил иллюзий и на этот раз.

«Странная форма! Нового образца, что ли? Интересно, кто они? Судебные приставы? Нет, вряд ли. Налоговая? А что им тут делать? Но кто тогда?..»

Артем нажал кнопку, толкнул подъездную дверь и сразу понял, что дверь чем-то прижата снаружи. Он подналег! Еще! И еще раз! Кое-как приоткрыл на десяток сантиметров и охнул: подъездную дверь удерживала плотная, сдержанно гомонящая толпа.

— Пус-стите, граждане, — потребовал он и, кое-как расширив щель до размеров своей груди, выбрался наружу.

Перед ним прямо на крыльце стояла, почему-то утирая слезы, Варвара Серафимовна Штольц. Рядом — долговязый мужчина в теплой бархатной куртке и норковой шапке. А справа и слева от крыльца стоял натуральный почетный караул!

Мужчина снял шапку и взмахнул ею в воздухе.

— Дорогие друзья! Право открыть памятную доску предоставляется вдове великого русского архитектора Варваре Серафимовне Штольц! Ура, господа! Ура!!!

Мужчина завопил с колоссальным энтузиазмом, но его голос тут же накрыло групповым троекратным «ура» бравых молодцев в синих мундирах. И почти сразу наступила оглушительная тишина.

— Милые вы мои! — тихо, сдержанно заплакала Варвара Серафимовна. — Ох, как же мне больно, что мой муж не дожил до сего дня. Он бы порадовался вместе с нами.

— Ara, только доски бы не было, — пробубнил кто-то позади адвоката.

Артем скосил глаза и увидел старушку из соседнего дома. Он иногда встречал ее по пути. Ей вторил старичок с резной деревянной палкой:

— Да уж! Ничего не попишешь. Когда власти нужны герои, то и Штольц станет русским архитектором. Просто ругаться непотребно хочется. — Он скептически хмыкнул, сложил руки рупором, но вместо ругательств выкрикнул: — Браво! Браво, маэстро Штольц! Браво!!!

В старичке Павлов опознал одного из оставшихся в России классиков скульптуры и монументалистики. Кажется, именно он был архитектором метрополитена последние лет двадцать. Хотя, возможно, Павлов и ошибался, но точно мог сказать, что этот старик был известной личностью в искусстве.

— Спасибо, мои дорогие! Спасибо…

Артем проследил глазами за взглядом Варвары Серафимовны и лишь теперь увидел то, о чем с таким воодушевлением говорилось. На стене красовалась довольно большая литая доска с барельефным изображением Штольца и соответствующей надписью.

— За одну ночь отлили! Представляете? — прошипел за спиной классик монументалистики. — Она еще даже теплая. Я трогал…

— Все хорошо, что хорошо кончается… — сам для себя произнес Артем.

На душе стало ясно и светло.

На прогулку во двор старейшей московской психиатрической больницы выпускали только с часу до двух дня и только самых спокойных обитателей.

— Маша, загоняй додиков! — кричала из окна второго этажа тетка в замызганном голубом халате и косынке.

Другая, похожая лицом, но в китайском сиреневом пуховике и теплой ангорской шапке того же происхождения и того же оттенка, кивнула ей снизу и тут же закричала на весь двор:

— Э-э-эй! Золотая рота, закончили прогулку! Па-а-ашли! Домой! Да не к воротам, а сюда. Здесь ваш дом теперь. Ха-ха-ха!

Игорь Михайлович наблюдал за этой сценой из окна кабинета заместителя главного врача. Он был в костюме и модной спортивной шапочке. Таким образом он прикрыл до времени свои выстриженные локоны. Поклонский скривился и вопросительно уставился на человека в белом халате, сидевшего напротив. Тот развел руками и улыбнулся:

— Понимаю, Игорь Михайлович. Но это лучшее, что можем предложить. И то все палаты заняты. Остался один люкс. Не возьмете — завтра же замминистра природных ресурсов собирался прилечь. У нас сервис, уход, безопасность. С психами никто связываться не любит. Себе дороже. Сумеречное состояние души — это не объяснимое и не исследованное до конца явление. Тяжелый диагноз. Полная невменяемость. А значит — неспособность нести ответственность за свои действия, — врач назидательно поднял указательный палец.