…правда, вряд ли люди согласятся.

– А пока пригласи сюда Дайну… раз уж она так держалась за дом, может, знает, что в нем такого ценного…

Дайна была оскорблена. Возмущена.

И готова простить.

Она смотрела сверху вниз, задрав пухлый подбородок, и Райдо смотрел на белую шею с наметившимися на ней складочками.

Воротничок кружевной. Серое скромное платье.

– Я желаю выразить свое негодование! – произнесла Дайна дрожащим голосом, в котором Райдо услышал и обиду, и надежду, что все-то еще наладится. – Он меня запер!

Она указала на Ната, который забился в угол и сидел тихо; впрочем, раскаявшимся не выглядел.

– Заявил, что я должна дать объяснения!

– Но вы отказались.

– Естественно. – Дайна приложила к глазам платочек. – Мне нечего было объяснять! Я невиновна!

– В чем?

– Ни в чем. И вообще, меня нанимали вы, а не… этот мальчишка.

Нат громко фыркнул.

– Я был болен, – счел нужным уточнить Райдо.

– Я так рада, что вам стало легче… я так за вас волновалась…

Ложь: не волновалась, но выжидала. Дождалась.

– Дайна, присядьте… поговорим. – Райдо указал на кресло.

Сегодня, похоже, день разговоров. Вот только нынешний вряд ли доставит ему хоть какое-то удовольствие. Впрочем, отсутствие оного Райдо как-нибудь да переживет.

– Скажите, Дайна, что именно вы мне подлили?

Молчание. Маска оскорбленная: как мог Райдо подумать…

Мог.

– Дайна, – он оскалился, – вы же не хотите, чтобы я выдвинул обвинение? Полагаю, действовали вы не по собственной инициативе, но дело в том, что судить будут только вас…

– Судить?!

Снова наигранная обида, а вот страх очень даже настоящий.

О суде она не думала.

– Конечно. Вы же понимаете, как это выглядит. Вы мне подмешали что-то в еду. Я съел и почувствовал себя плохо, – Райдо наклонился, заглянув в светлые глаза женщины, – очень-очень плохо… так плохо, что едва не умер… можно сказать, чудом выжил…

Нервничает. И пытается понять: сумеет ли Райдо это обвинение доказать.

– Сумею, – поспешил уверить он. – Во всяком случае, очень и очень постараюсь. В конце концов, мои интересы представлять будет мой род, а вот за ваши, Дайна, воевать некому. Вы ведь одна, я верно понимаю?

Кивок. И тут же спохватилась, скрестила руки.

– Ложь!

– Что именно? Вы не одна? А мне казалось, вы сирота, и родственников у вас нет, а даже если бы и были… Насколько я знаю, у людей родственные связи мало значат. Так кто захочет вступиться за вас? Мирра? Полагаю, у нее собственных проблем полно. Ее родители? Сомневаюсь. Они заняты проблемами Мирры. Шериф? В его интересах урегулировать конфликт, а какой ценой…

Дайна кусала губы.

– Он просто не захочет связываться с моим родом, принимать здесь чужаков. Устраивать полноценное расследование. – Райдо говорил медленно, не спуская взгляда с женщины, которая стремительно бледнела. – Как знать, до чего они… дорасследуются…

Молчание. Закушенная губа. И платочек дрожит в кулачке. Пожалуй, ее можно было бы пожалеть, но…

– Мне это тоже не нужно, но здесь уже вопрос принципа… я не могу спустить покушение…

– Это не покушение!

Дайна все же решилась.

– Я… я хотела помочь… – Она встала и тут же села. Смяла треклятый платочек, который выронила, и потянулась за ним, подняла, чтобы спрятать в складках юбки. – Мирре помочь… Мирра славная… и всегда была ко мне добра…

– Дайна… вы ведь не встречались прежде с такими, как я?

– Что? Нет… то есть да, но…

– То есть встречались?

Кивок.

– Но близкого знакомства не сводили. Я имею в виду то знакомство, которое за пределами постели.

Щеки полыхнули, и Дайна прижала к ним ладони.

– Ийлэ… рассказала?

– Что? А… нет, думаю, ей это не интересно. Она, если вы заметили, вообще разговаривает не слишком охотно. Но некоторые тайны сложно сохранить в местечке, подобном этому… я-то в город не выезжаю, а вот Нат…

Взгляд, которым удостоили Ната, мог бы испепелить. Столько ненависти.

– Вы… вы знали?

– Что вы подрабатывали в этом… простите уж за прямоту, борделе? Знал.

– И вы…

– И меня это не смущало, да и сейчас не смущает. Я в принципе достаточно лояльное существо. – Райдо потер сложенными пальцами подбородок. – И мы с вами вполне могли бы ужиться. Более того, я понадеялся, что уживемся, что вам не захочется терять это место и если вы не проникнитесь благодарностью – уж простите, но в благодарность человеческую я не верю, – то всяко поймете, что другого вам не найти.

Злость. Поджатые губы. Некрасивая ямка на подбородке. Глаза прищурены. И взгляд такой, что Райдо неуютно. Кажется, ему не следовало затрагивать эту тему.

С другой стороны, чем сильнее она разозлится, тем хуже будет себя контролировать.

Тем больше скажет.

– Вы же сами все прекрасно понимаете. Я чужак, а в городе… в городе свои люди, те, что знают вас с детства. Небось они и грешки ваши с тех самых пор помнят. Украденный леденец или разбитое ненароком окно… или кошка, которой вы на хвост наступили. В таких городках люди знают все и обо всех… коллективная память.

Злость сменялась откровенной ненавистью.

– Да что вы понимаете!

– Немногое. К примеру, то, что вам не простят. Ни теперь, ни через год, ни через десять. Вас не примут ни в один приличный дом не то что экономкой, но и посудомойкой. У вас два пути останется. Уехать из городка и попытаться обустроиться на новом месте или же отправиться в дом терпимости.

– Вы… вы…

– Говорю правду, Дайна. – Райдо откинулся в кресле и сцепил руки на груди. – И вы ведь неглупая женщина, более того, вы знакомы с реалиями этого городка куда лучше меня. Вы не могли не понимать, чем обернется ваша затея. И отсюда у меня вопрос: почему вы решились?

– Я…

Ненависть. Затухает, прячется, но не исчезает. Пламя под пеплом, которое только тронь. А на лице очередная маска, похоже, их у Дайны превеликое множество. Нынешняя – обиды…

– Вы… вы не знаете… – Она всхлипнула и о платочке вспомнила. – Вы… вы ничего не знаете.

– Так расскажите мне.

– И что тогда?

– Тогда… тогда вам, конечно, придется покинуть дом, но вы уйдете отсюда с чеком, который позволит вам начать жизнь в другом месте.