Вред, нанесенный описанными выше кампаниями, которые пропагандировали скептические взгляды, затрагивает более обширные области и таит в себе опасность с точки зрения механизмов циркуляции научного знания. Ученые стали очень осторожны в оценке климатического и экологического риска из‐за страха перед нападками и обвинениями со стороны мейнстримных СМИ[653].

Феномен «торговцев сомнениями» свидетельствует о том, что в обществе риска привычная роль независимого эксперта в области фундаментальных наук претерпевает серьезные изменения. Наряду со специалистами в тех или иных научных дисциплинах появляются профессионалы в нагнетании сомнений и неопределенности. Оказывается, сомнения можно генерировать и закупать, а полемика тоже продается. Однако не следует забывать, что эксперты МГЭИК или ученые, выступающие за охрану окружающей среды, работают в тех же условиях, что и специалисты консервативного толка. Любого эксперта можно обвинить в конфликте интересов или политической ангажированности. Наука всегда в определенной мере связана с чьими-то интересами, результаты всех научных исследований допускают разные варианты истолкования. Вполне можно ожидать, например, что те, кто заинтересован в продолжении производства каких-либо товаров или сохранении привычного порядка, будут подчеркивать риск, сопряженный с новыми предложениями, и попытаются затормозить внедрение новых решений.

И все же в эпоху антропоцена нельзя ставить политические решения в зависимость от надежд на достижение учеными полной уверенности. У нас нет доступа к объективной природе, абсолютной научной истине или общечеловеческому видению высшего блага. Спор, который происходит у нас на глазах, показывает, что патерналистские модели научной точности следует (руководствуясь здравым смыслом) поставить под вопрос как нереалистичные. Как видно из истории скептического отношения к климатическим изменениям, риторика научной определенности послужила обоснованием как статуса экспертов МГЭИК, так и массового насаждения сомнений[654].

Как полагает Латур, мы пребываем в заблуждении, считая, что наука обособлена от политики. Пока мы уверены, что наука просто сообщает объективные, однозначные факты, а политические практики автоматически следуют за экспертными научными знаниями, мы бессильны (как и было до сих пор) против дезинформации и лоббизма, щедро финансируемых энергетической и автомобильной промышленностью.

Наука по природе своей склонна к полемике, сомнениям и переоценкам. Даже когда речь идет о лабораторных исследованиях, мы можем лишь взвешенно, чутко подгонять свои теории под материалы и эмпирические данные, полученные с помощью точно откалиброванных приборов[655]. Только осознание, что наука откликается на политическую обстановку и что климатология не исключение, может дать желанный целительный эффект. Один из создателей акторно-сетевой теории пишет:

Из анализа исследований научных споров, которые проводятся специалистами по изучению науки и технологий, следует, что оценка достоверности того или иного факта всегда опирается на выявление институциональных групп профессиональной поддержки в научных кругах (что позволяет, в свою очередь, оценить и надежность экспертов, которые высказываются по поводу исследования). Помимо анонимного рецензирования в специальных журналах и суждений организаций, распределяющих научные гранты, мы никогда ничем не располагали и не будем располагать. Можно считать эти механизмы обязательным условием организованного скептицизма, присущего этосу науки в понимании Роберта Мертона (неважно, насколько американский социолог в своей концепции принимал желаемое за действительное и насколько нормативной она является). Такие механизмы не гарантируют ни Истины, ни Объективности. Желательно, чтобы общество умело распознавать признаки научного профессионализма, а главное — понимало значимость рецензирования. Однако и СМИ, которые в прозрачном демократическом обществе обязаны сигнализировать о конфликтах интересов в науке, должны предоставлять обществу достоверную информацию. Следует осознавать, насколько неоднозначны высказывания исследователей, которые берутся судить о предметах, далеких от их специальности, равно как и тех, чьи предшествующие научные достижения уже подвергались сомнению в научных кругах.

Исследования в сфере науки, авторы которых говорят о социальном конструировании знания, упрекают как политически опасные и безответственные[657]. Но важно помнить, что тезисы о знании как социальном конструкте принимали разные формы[658], а конструктивистскую десакрализацию привилегированного эпистемологического статуса науки часто мотивировали именно беспокойством о публичной ответственности экспертов в обществе риска.

Впрочем, как полагают Гарри М. Коллинз и Роберт Эванс, размышляющие о третьей волне в области исследований науки, необходимо разграничивать разные типы экспертного и непрофессионального знания[659]. У профессионализма есть разные грани: лауреаты Нобелевской премии по физике необязательно должны вызывать доверие как эксперты в климатологии. И все-таки следует еще раз подчеркнуть, что публикации скептиков о глобальном потеплении не проходили процедуру анонимного рецензирования в научных изданиях. Скептики выражали свое мнение в первую очередь в интернете, а не в рецензируемых журналах[660].

Орескес и Конуэй решительно выступают в защиту авторитета науки, который зиждется на институциональных нормах. В обществе риска, где научная полемика переходит на уровень политики, нам требуется больше, а не меньше обоснованного доверия к экспертам. Хотя наука не гарантирует доступа к истине, она дает надежный фундамент, на котором можно выстроить стратегию действий. Наука «обеспечивает нам лишь консенсус среди экспертов, основанный на организованном сборе и анализе доступных свидетельств»[661]. Мы в состоянии отличить научные теории от дезинформации, распространяемой, чтобы ввести нас в заблуждение. Однако мы должны сознавать значимость институциональных принципов, гарантирующих успех научного познания. К ним относятся прежде всего надежные механизмы рецензирования, а также установленные критерии содержательной, критической дискуссии на страницах журналов и в ходе научных конференций. Именно механизмы анонимного рецензирования в первую очередь гарантируют, что наука остается наукой и отличается от обычных мнений.