Я сглотнул огромный ком в горле, смотря на подпись и дату. Она написала это письмо за два дня до той самой аварии…

Грудную клетку жгло и ломило от боли. Я отпустил затылок Наташи и отвернулся к окну, сжимая листок в руках. Уму непостижимо! Перед глазами проносились одно воспоминание за другим, словно картинки калейдоскопа. Не в состоянии ухватиться хотя бы за одну ниточку, чтобы всплыть из омута всех мыслей наверх, я запустил руки в волосы и слегка их оттянул.

— Саша… — тихо позвала меня Наташа.

Моё сердце бешено колотилось внутри, будто я пробежал стометровку. Не знаю даже, что лучше, наверное, лучше никогда не знать этой правды. Вспомнил свои сны в Австрии и мать, которая приходила во снах и просила прощения… И теперь я понимал, за что.

— Я прошу тебя, не молчи, Саша. Ты знал? Ты поэтому уехал из страны?

— Нет, — я повернулся и взглянул в ее бледное лицо. Какая бы правда не поразила меня своими острыми пиками, моих чувств к Наташе не изменить. Я все так же её любил и переживал за нее. — Я ничего не знал, — сложил письмо и положил в карман джинсов. — И мне жаль, что тебе пришлось узнать эту правду. Я бы хотел отгородить тебя от таких волнений. Потому что мои чувства к тебе останутся неизменными, несмотря ни на что.

— Ты сын Карима… — произнесла она. — И папа… он тоже все знал. Я ни за что не поверю, что между вами словно чёрная кошка пробежала после смерти мамы на пустом месте!

— У меня на неприязнь и ненависть были и есть другие причины, но я не знал… — повторил я.

Впервые за три года я захотел увидеть отца и поговорить с ним. Не разбить ему лицо, а именно поговорить, зная и обратную сторону всех его низких поступков.

Александр

Глеб приехал спустя полчаса. Мы оставили Наташу в палате одну и вышли в коридор. Я смотрел перед собой и все думал над письмом, с трудом сдерживал себя, чтобы прямо сейчас же не отправиться к отцу. Глеб попросил меня присмотреть за Наташей, пока он уедет по делам на несколько дней. Она отказалась оставаться одна после всех новостей и угрозы беременности. И я пообещал ему забрать сестру, как только её отпустят из больницы. После разговора с Глебом сел в машину и направился в головной офис сети ресторанов «Кристалл»… Я зарекался общаться с отцом, но с момента возвращения в Россию уже дважды нарушал этот запрет. Первый раз, когда появился на помолвке Наташи, второй, когда пришёл в офис отца после вопиющих поступков Мирона, объявить, что по закону имею права на свои акции и намерен быть в деле. Мать именно меня указала наследником её части в бизнесе, а не Ребровского. Это отец по глупости распорядился всем, ни в чем толком не разобравшись и доверившись скользкому человеку, который за спиной трахал его жену. Но теперь я не собирался отказываться от своего права на наследство, только пришел к нему не затем, чтобы это сказать, а хотел поговорить с человеком, которого считал отцом все это время с глазу на глаз. Он ведь поэтому отдалился от матери? Узнал правду? Поэтому начал ей изменять? И почему я еще сильнее считал себя сейчас виноватым в том, что случилось в нашей семье, хотя, как таковой, моей вины не было ни капли?

Не помню, как добрался до центра Москвы и вошел в небоскреб, получил пропуск у охранника и поднялся наверх. Секретарша Ульянова сообщила мне, что отец на месте. В его расписании за столько времени ничего не поменялось. И пока женщина поднимала телефон, собираясь ему сообщить о моем визите, я молча направился в его кабинет. Открыл дверь, и подавив всплески гнева и отчаяния, которые душили меня, встретился с серьёзным взглядом отца.

— Саша?! — он удивлённо вскинул брови вверх, но тем не менее не поднялся из кресла.

Мы по-прежнему были с ним по разные стороны баррикад, но я все равно не понимал, как он мог так поступить с матерью… Будь я на его месте, конечно, испытывал боль, но ведь я всю жизнь считал его отцом… опорой, примером для подражания! И если бы не та сцена, какую я застал три года назад в этом самом кабинете, а потом и все последующие события, оттолкнувшие меня от отца, я бы по-прежнему считал его хорошим человеком. Но он им не был. Потому что настоящий мужчина с высокой самооценкой никогда бы так не поступил с любимой женщиной. По крайней мере, будь я на его месте, я бы раскрыл всю правду и не предавал себя и семью.

— Я все знаю, — уверенными шагами пересёк кабинет, достал из кармана письмо матери и положил его на стол перед ним.

— Что это? — он кивнул на листок бумаги и поднял на меня глаза. — Неужели ты снизошел, чтобы поговорить со мной? Прошлый твой визит явно нельзя назвать дружеским… Ты, случаем, не в рэкетиры подался? — его серые глаза внимательно сканировали мое лицо.

— Сейчас не девяностые, а в моих планах нет мыслей отжать у тебя бизнес. Хотя я бы не был так уверен на счёт зубастой белой акулы, что обитает в твоём особняке за городом, — да, я имел в виду его жену и с радостью бы вышиб ей её острые клыкастые зубы. Даже находясь за тысячу километров, не переставал ее ненавидеть. Никаких чувств к отцу с ее стороны не было, а жажда денег была выше любых остальных чувств. И та интимная сцена с Ребровским, какую я застал в кабинете мерзавца — лишнее тому подтверждение.

— Ты ошибаешься на счёт Лены. И сбавь обороты… она все-таки моя жена! — неуверенно говорил отец, бегая глазами по моему лицу.

— Для меня она навсегда останется дешёвой подстилкой, которая захотела лёгких денег…

Отец никак не ответил на мои ядовитые слова, взял листок бумаги со стола и бегло пробежался глазами по строчкам, пока я ловил замешательство на него лице.

— Таня была больна раком? — взглянул на меня потрясенным взглядом, а я ощутил новый прилив боли, который едва не с бил меня с ног. Значит, все это правда… Мать не обманула меня, указав в строчках, что я не сын Ульянова.

— Я хочу знать правду…

— Она написана на листе бумаги, — отец сложил его и положил на стол, отодвигая от себя на внушительное расстояние, словно ему принесли отравленное блюдо.

— Почему мне кажется, что смерть матери и та авария не случайность? Я много лет жил с этой мыслью… Наркомана, что был за рулём и въехал в машину, в которой находилась мать и Наташа, зарезали на зоне спустя два месяца. Кто-то устранял улики? Кому это было выгодно?

— Что ты несёшь? Я не знал, что Таня больна! Или ты полагаешь, что я настолько низко пал, чтобы убить собственную жену и подвергать опасности родную дочь?

Эти слова, что Наташа ему была родной, а я нет сильно резанули мой слух, но я никак не подал виду. Сжал кулаки и смотрел на отца ненавистным взглядом.

— Как так получилось, что вы ничего мне не сказали? Ведь я уже был не маленький мальчик, когда вскрылась вся правда, — слова застревали в горле, и сейчас я именно так себя и ощущал: маленьким глупым мальчиком, которого все обвели вокруг пальца.

— Таня сильно переживала и просила ничего тебе не говорить. Но после этой новости я так и не смог ее простить. Да, она ни в чем была не виновата… меня сочли погибшим, Карим и Таня по стечению обстоятельств провели вместе одну ночь… А потом, спустя столько лет, выясняется вся правда об этой короткой связи и что ты сын Карима… Мне от счастья нужно было прыгать?