— Правильно думаете, — пожала плечами я. Наде же, как сказанул. Щегол в обтягивающих бриджиках. — Странно, что вы смотрели на его хм… ноги.

— Поймать твой взгляд труда не составило, — а сколько недовольства в голосе! Жуть. Нет уж, Кирилл Романович, я все понимаю… но вот в эти отношения вы вмешиваться не можете.

В ответ только покачала головой.

— Может, все-таки пойдем дальше? Время позднее.

— Конечно, — отозвался Кирилл.

Разговор сам скатился на нет. Мы просто молча шли на некотором отдалении друг от друга. Воронцов довел меня до дома, хотя я отнекивалась и собиралась сбежать сразу же, как только мы зашли в поселок.

— Спокойной ночи, Кира. До понедельника.

— Спокойной, — попрощалась я.

Представляю, что будет в понедельник. Интересно, как теперь начальник будет себя вести? Вроде бы и уверял, что беспокоиться мне не о чем, но… мне подумалось, что и я, вкусив запретный плод, буду продолжать мечтать о нем. Вряд ли Кирилл далеко уйдет от меня.

Отец сидел в гостиной и, увидев меня, довольно кивнул.

— Что это был за молодой человек, дочь?

После нашего расставания с Данилом он вновь взял на себя опеку надо мной. Я понимала, что он волнуется и особо не обращала на нее внимания. На его месте я бы поступила также.

— Кирилл Романович Воронцов, мой начальник, пап. Чай пили у другого юриста из «Немезиса». О работе разговаривали.

— Ладно, — не стал дальше расспрашивать отец.

Уже у себя в комнате долго сидела возле окна и смотрела на луну. На душе вновь было тоскливо. Вроде как сама дел наворотила, надо сожалеть… но с другой стороны. Я никогда не совершала глупостей или спонтанных вещей. Всегда думала и только потом делала. Когда девчонки с академии ходили в клубы и знакомились с парнями, я ждала Данила с ночной работы в автосервисе. У меня не было периода гулянок и вольной жизни. Как-то так получилось, что мы с Данилом после полугода отношений сошлись. Я переехала к нему и взяла на себя роль хозяйки.

В школе же я видела в парнях только друзей, для них я была «своей». Все время проводила на конюшне, и потому даже для меня стало неожиданностью, когда я начала что-то испытывать к Данилу. Мы впервые познакомились в «Легионе», он приехал забрать с тренировки сестру друга. Я просто проводила его заинтересованным взглядом и думать забыла. Но чем чаще я его видела, тем больше начинала понимать, что происходит нечто странное. Едва я его видела, на губах появлялась улыбка. Когда слышала о его развлечениях, то меня съедала ревность. Сначала мы общались напряженно — меня пугала разница в возрасте. Но как-то так получилось, что обменялись контактами и постоянно списывались. Я любила автомобили, а для Данила они были жизнью. И именно эта тема нас сблизила.

Однажды он довез меня до дома, предварительно показав свой сервис. И я настолько была поглощена тем, что там творилось, что даже забыла о времени! Затем было кино. Вышло очень даже странно. Мы списывались в социальной сети, и я случайно заметила, что не получается сходить с кинотеатр. Он тут же пригласил. Не на последний ряд, конечно. Но там, при просмотре фильма, я вдруг положила голову ему на плечо и поняла, что пропала.

Первые несколько поездок он не предпринимал никаких шагов. Но как-то, когда мы сидели в машине возле моего дома и дурачились, он обнял меня и притянул к себе. И так стало приятно… поцеловались мы через пару дней. Первый поцелуй, первая любовь… Сплошная романтика. Ведь он был для меня принцем, пусть не на белом коне, но принцем.

Он приезжал ко мне каждый день, забирал вечером, после работы, и мы несколько часов катались по окрестностями, ходили в кино или просто разговаривали. Я понимала, что он мужчина и ему хочется большего, но, к его чести, он не пытался перейти на следующую стадию.

Конечно, его прикосновения становились все откровеннее — и когда впервые он прикоснулся к моей груди, я не остановила его. Закономерно, что с каждым разом ласки заходили все дальше. Но всегда он смотрел за моей реакцией и не делал что-то против моей воли.

Я улыбнулась и отломила кусочек горького шоколада, прикрывая глаза и окунаясь в воспоминания.

Впрочем, долго у окна не высидела — глаза начали слипаться, и вскоре я завалилась спать. А на следующий день после обеда уже была в «Легионе».

— Серьезно относишься к породе Мишки, — улыбаясь, отметил Александр, наблюдая, как я завязываю на шее жеребца аладжи. — Откуда такая красота?

— Подарили, — быстро отозвалась я.

С самого утра почему — то думала о Максиме — точнее, о его поведении и о том, что получилось как-то некрасиво. Мне было стыдно за тот разговор. Вроде бы я все сделала правильно, но Державин вроде как открылся мне, и то, что он все-таки ушел, говорило о многом. Все-таки нужно было сразу же ему сказать, что, как мужчину, я его не рассматриваю. Услышал бы он? Вот, в чем вопрос.

— Этот человек тебя очень хорошо знает, раз дарит такие подарки, — тут же отметил Александр.

— Я бы так не сказала, — покачала головой и повернулась к Шерну. — Скорее, он берет информацию из проверенных источников.

Собрав лошадей, мы выехали с территории клуба. Погода сегодня была, что надо. В меру тепло, практически без ветра, солнечно — и потому, немного подумав, прихватили с собой в рюкзаках перекус. Я собиралась показать Александру дальние поля у кромки леса — насколько я помнила, там была вполне приличная полянка. В случае чего можно и костер развести на костровище.

— Саш, а Шао пастись на веревке умеет?

Мы неспешно шагали после быстрого, захватывающего дух галопа. Ахалтекинцы шли вровень, близко друг к другу. К счастью, они не испытывали друг к другу неприязни. И даже замечательно, что Шао — мерин. Можно расслабиться. Михмалли всегда адекватно к ним относился.

— Умеет, — кивнул Александр. — Я сразу же научил, как его забрал. Люблю надолго уезжать на природу.

Вот и здорово — привяжем лошадей, пускай травой побалуются, а самим можно и перекусить.

— И как там, в Германии?

— Кир, лучше не спрашивай. «Легион», конечно, место прекрасное, но он даже близко не сравнится с клубом, где стоят мои лошади. Европа, — не стал подробно объяснять Шерн. — Уровень совершенно другой. Но я не жалею, что вернулся в Россию — не нашел бы Шаоллана. Он мне сразу понравился, хотя раньше я всегда брезгливо кривился, когда разговор об ахалтекинцах шел.

— Поумнел, значит, —