* * *

Небо тянулось серой лентой над крышами домов. По дну улицы, по булыжникам, блестящим, как лысые головы, сновали маленькие люди и боялись оглянуться. Арсен был одним из них.

Что его с самого начала поразило в этой игре – правдоподобность. Фактура стен. Лица серых статуй. Поверхность реки, мосты, шпили – это был Петербург, но не такой, каким помнил его Арсен по паре школьных экскурсий. Это был великий и жуткий город, и чувство идущего по пятам кошмара было таким натуральным, что Арсен едва удерживался, чтобы не завизжать.

Дворы-колодцы, каналы, серая вода. Плывущие вверх лицами трупы старухи-процентщицы и Елизаветы. Редкие передышки в трущобах, где у костра сидят неподвижные люди и каждый может рассказать свою историю. Персонажи у костров были всегда разные, и только один, казалось, шел за Арсеном, преследовал его от костра к костру.

Он выступал из темноты под серыми стенами – тощая фигурка в пиджачишке с лоснящимися лацканами, пиджачишке шестидесятых годов двадцатого века. Человечек с испуганным бледным лицом протирал очки грязным платком и торопливо говорил всегда одно и то же:

– Меня зовут Пантелькин Дмитрий Саныч. Меня зовут Дмитрий Саныч. Пантелькин. Не надо меня искать. Не надо меня искать!

Арсен продолжал свой путь. Очень страшно, когда чувствуешь преследователя за спиной. Не знаешь, что это. Слышишь шаги – все ближе. Надо успеть. Надо сделать свое дело, прежде чем тень догонит тебя.

Не приходилось морочиться с поиском пути: игра будто сама вела Арсена, подсказывая отгадки, открывая потайные ходы. Он должен был расклеивать афиши на стенах: с самого начала, с тесной каморки, где началось действие игры, он тащил с собой тяжелый сверток с афишами и ведерко с клеем. Он маленький человек, только когда он исполнит предназначение – расклеит афиши, – получит свое оружие, а пока – бежать, бежать…

Он задыхался и чувствовал колотье в боку. Несколько раз казалось, что все, его настигли раньше времени, – но мерцал огонек впереди, это был костер, безопасное место, где можно укрыться ненадолго. Опять неподвижные люди, отражается пламя в стеклышке треснувшего пенсне. Корчится в огне заскорузлая от крови ткань. Снова погоня, бегство: он ли играл? С ним ли играли?

– …Так она и померла в подвале, дочка-то.

– …Крест на него уронили, все внутренности выдавили.

– …Меня зовут Дмитрий Саныч. Пантелькин. Не надо меня искать. Не надо меня искать!

Последнюю афишу он прилепил к постаменту Медного всадника. Тут же наступил на шатающийся камень в мостовой. Поднял его, обламывая ногти, – под камнем был тайник, где в промасленной тряпке лежал многозарядный пистолет-пулемет.

Арсен взял его, ощущая тяжесть, холод, оружейное масло под пальцами. Как с этим обращаться? Неважно, в игре есть программы, которые сделают все за тебя. Арсен поднял оружие и впервые за долгие часы погони развернулся к своему ужасу лицом…

Разумеется, это было против правил. В бредовом мире старого безумного Петербурга ни у кого не могло быть пистолета-пулемета. И когда веселый стрекот запрыгал от стены к стене, когда полетели на мостовую гильзы, когда задергалась от многих попаданий зловещая фигура, секунду назад казавшаяся совершенно непобедимой, – Арсен испытал настоящее счастье. Катарсис.

Ему казалось, что он в упор расстрелял собственную смерть и теперь будет жить вечно.

* * *

«Преступление и наказание» сделалось хитом рынка через несколько дней после начала продаж. К роману Достоевского оно имела отдаленное, но вполне ясное отношение.

Чувство нарастающего кошмара было настолько реальным, что многие бросали играть, не выдержав, – и, опять-таки не удержавшись, возвращались к игре снова. Те, кто прошел игру до конца – а это требовало долгих часов, – не могли сдержать восторга и сообщали об этом на форумах, в блогах, в массовых рассылках. Сюрпризом оказалось многообразие концовок, огромный выбор сценариев, бесконечный лабиринт улиц – в игру можно было играть месяцами, да что там – годами, если, конечно, психика выдержит.

Арсен на время забыл даже о «Королевском бале». Чувство управляемого страха, чувство сладкого ужаса и катарсис в финале, когда герой убивал собственную смерть, – все это выворачивало его наизнанку и держало, как наркотик. Являясь к Максиму в офис, он запускал игру и сидел за ней, ни о чем больше знать не желая.

– Надо поговорить, – сказал Максим в середине ноября. – Я знал, что тебе понравится… Но, по-моему, ты зациклился на одном и том же. Как крыса, жмешь на рычажок удовольствия.

– А… что мне еще делать? – Арсен оскорбился. – Я так понял, что тестировать эту игру…

– Ты ее протестировал и засеял. Ты сделал уже все, что надо. Вторая игра не готова, но будет через пару недель. Я хочу, чтобы ты развеялся.

– То есть?

– Пощади глаза. Пощади спину. Хватит просиживать часами за компом. Иди гуляй, посмотри, что у тебя в школе. Что делается в мире. Что творится в твоей семье…

– А что творится?!

Максим выдержал паузу, потом рассмеялся:

– Ничего особенного, все по-прежнему, но ты и этого не замечаешь. Да не пугайся ты так… Неделю – официально – я не желаю тебя видеть здесь. Дома твой комп я блокирую.

– Как? – Арсен растерялся.

– Ну ладно, – Максим наблюдал за ним, – не неделю, но три дня точно. В порядке практики. Посмотри на внешний мир. Попробуй свои утилиты: у тебя ведь все есть… Или не все?

Он наморщил лоб, делая вид, что вспоминает:

– Ах, все-таки не все… Чего ты хочешь, Арсен? Чего еще ты хочешь?

* * *

– Не дергайся, ладно? Я тебе не зубы лечу…

Арсен сидел в кресле, вернее, полулежал, потому что спинка была откинула до предела. Правая рука его была исписана маркером почти до локтя, и краска щекотно впитывалась в кожу. Максим сидел над ним, как татуировщик, и тыкал стержнем иногда весьма ощутимо.

– Закрой глаза. Возьми мышь. Я поставил тебе две дополнительные программы: фильтр, он должен быть включен постоянно. С фильтром ты можешь лезть в темную подворотню, в заброшенный колодец, ехать в зону военных действий: он будет отбивать вероятностные атаки и обеспечивать тебе максимально возможное везение. На грани чуда. Понял?

– Ага…

– И еще одна штука, называется «Правда жизни», но я ее, между нами, иначе как «свинцовой мерзостью» не называю. Она очень дотошная, выводит массу служебной информации, к этому надо привыкнуть. И еще она замедляет восприятие: реакция тормозится ощутимо. Попробуешь – увидишь.

Арсен сглотнул. Иконкам уже было тесно на воображаемом рабочем столе: Арсен всерьез подумывал, не устроить ли другой интерфейс, продвинутый, как у Ани.

– Ты в «Королевский бал» давно ходил? – небрежно спросил Максим.

– Давно.

– Квинни еле держится, ее съедят на днях. Но сопротивляется жестко, только головы летят во все стороны… Ты чего валяешься, как дохлый хомяк? Голова кружится?