– Ничего, что я так долго? – вернувшись в холл, спросила Лика.

Дарьяна красноречиво промолчала. Чего нельзя было сказать о Косте.

– Да мы тут с мамочкой немного пошалили, – глумливо хохотнул он. – Легкий моцион перед ужином…

– Что ты такое говоришь? – вскипела Дарьяна.

– А что, правда глаза колет? – набросилась на нее Лика. – Отца только похоронили, а ты уже с моим мужем! Не стыдно?… Я всегда знала, что ты шлюха!

– Пошли отсюда вон! – голосом, срывающимся на стон, потребовала Дарьяна.

– Как это вон? Это дом моего отца! Это мой дом!

– Если хочешь, мы можем обсудить это в суде. А сейчас – вон! Оба!

– Да мы не гордые, – поднявшись со своего места, хмыкнул Костя. – Мы уйдем!..

Он повернулся к Дарьяне спиной, но вдруг резко развернулся к ней и наотмашь ладонью ударил ее по лицу. А когда она упала, он навалился на нее.

Вскочив со своего места, Валентин успел заметить, как в руках у Лики появился шприц.

Он очень торопился, а дверь в потайную комнату открывалась почему-то очень медленно. И по коридору он бежал изо всех сил, но все равно, казалось, не успевал.

Дарьяна лежала на полу, Лика стояла перед ней на коленях. Она уже закатала рукав, перетянув руку жгутом выше локтя, и сейчас нащупывала вену, чтобы вколоть в нее иглу.

– Сейчас ты нам все подпишешь! Все! – приговаривала она.

Валентин не стал дожидаться, когда она объяснит, что именно должна подписать Дарьяна. Он бросился кЛике, вырвал шприц из ее руки, отбросил его далеко в сторону. И взялся за Костю.

Тот поднимался на ноги, когда он ударил его – пяткой точно в нос. И еще удар, и еще… Он мстил ему за то, что он посмел ударить Дарьяну. Он мстил ему и готов был его убить… Костя упал, и он успел еще несколько раз пнуть его ногой, прежде чем сзади раздался выстрел.

Что-то с силой ударилось под правую лопатку, обожгло легкие так, будто он вдохнул в себя раскаленный воздух. Голова закружилась, ноги ослабли… Падая, Валентин обернулся назад и увидел Лику. Она держала его на прицеле револьвера. И он, увы, ничем не мог ее остановить…

Теряя сознание, он ждал очередного выстрела. Но так и не дождался…

Очнулся Валентин в машине «Скорой помощи». Он лежал на носилках, но левая рука при этом была пристегнута к запястью сидевшего рядом человека в милицейской форме. Тогда он успел только понять, что спета его вольная песня…

Весь ужас своего положения он осознал уже после того, как пришел в себя после операции. Он лежал на высокой койке в больничной палате, в углу которой сидел вооруженный милиционер. На этот раз его не сковывали наручники, но все равно, сбежать не было никакой возможности.

– Где Дарьяна? – обессиленно спросил он.

– Что? – пришел в движение милиционер.

– Дарьяна…

– Дарьяна?… Нормально с ней все. И эту взяли, которая в тебя стреляла. И тебя взяли… Ты, парень, лежи ровно, не дергайся. Я ведь шутить не буду…

Валентин лишь усмехнулся. Как он мог дергаться, если он едва живой? И сознание еле теплится…

Он лишился чувств, пришел в себя, снова провалился в небытие. Но спустя время эти перепады прекратились, он окончательно утвердился в ясном сознании, тогда к нему и пожаловал майор Кочетов.

– Ну что, добегался, заяц? – беззлобно, хотя и без всякого радушия, спросил он.

– Допрыгался.

– А я как чувствовал, что Дарьяна тебя у себя прячет…

– Чувствуют знаешь что?

– А дерзить не надо, Полунин. Не надо. Я этого не люблю… Если бы я не чувствовал, мы бы к ней не приехали. И тебя бы добили, и ее…

– Что с ней?

– С Дарьяной? Ничего. Дома сидит. Под домашним арестом. Подписку с нее взяли. Судить будем.

– Судить? За что?

– Сокрытие преступника. До двух лет лишения свободы.

– У вас, у ментов, всегда так: планку до самой верхней высоты поднимаете. Два года – это по максимуму, а по минимуму?

– От двухсот до пятисот минимальных зарплат.

– Она это выдержит.

– Да, с деньгами у нее все в порядке, – кивнул Кочетов. – Муж богатое наследство оставил… Вот я и думаю, может, она хотела от него избавиться?

– Нет, она хотела сбежать вместе с ним. И не хотела она от него избавляться.

– Ну, а может, все-таки?

– Я уже все сказал на этот счет.

– Но ведь она тебя прятала. Зачем?

– А некуда мне было деваться. Все-таки я бывший муж…

– А почему деваться некуда? А твои друзья? Они, кстати, разбогатели… Я так понимаю, и у тебя была доля в общем деле.

– Может, и была. Только я не знаю, как ее получить. И где друзья мои, тоже не знаю… Мы с Дарьяной сбежали, и все, больше я их не видел.

– Но, может, где-то встретиться договорились?

– Договорились.

– Где?

– На том свете.

– Не смешно.

– Так я вроде и не смеюсь…

– И не будешь. Какой уж тут смех, когда пожизненный срок впереди.

– Значит, заслужил.

– Что, и не страшно?

– Страшно. Но ведь правда заслужил…

– И Дарьяну свою никогда не увидишь.

– Значит, я уже умер. Все мы когда-нибудь умрем…

– А если тебе прежний срок оставить? Никаких добавок, довесков… Или даже скостить можно. Отсидишь лет пять и выйдешь. Дарьяна ждать тебя будет. Если любит…

– Во-первых, не скостят. И довески будут. А во-вторых, зря стараешься, начальник. Не знаю я, где Цаплина искать…

– Ну, может, они куда-то собирались?

– Да, Карпатова брать…

– Слышал я об этом. Этим уже занимаются. Засады, все такое… Только ерунда все это. Я так думаю, не тронут они Карпатова. У них и без него денег хватает.

– Значит, они уже за границей.

– Может, да. Может, еще нет… Как они собирались переправиться через границу?

– Без понятия.

– У тебя паспорта нашли, российский и заграничный. Значит, и у них это есть…

– Может, у них и шерсть есть, откуда я знаю?… Без понятия, начальник. Плохо мне. Врача позови…

– Будет тебе врач. Тюремный. Очень скоро, – пригрозил Кочетов.

Но Валентин не испугался. Он уже смирился с тем, что ему придется сгнить в тюрьме.

Простреленное легкое заживало плохо. Прошло две недели после ранения, но Валентин с трудом поднимался с постели: сильное головокружение валило его с ног. И в таком состоянии его выписали из обычной больницы, чтобы перевести в тюремную. Более того, из следственного изолятора за ним прислали обычный автозак. Прямо на носилках его и уложили в зарешеченный фургон. И конвоир лишь посмеивался, наблюдая за ним из своего отсека.