– Вымоешь пол начисто. И можешь отдыхать…

Глупо было, стоя в одних трусах, качать права.

Поэтому Валентин взялся за тряпку.

Уголовники больше не трогали его. Они даже поднимали ноги, когда он ползал с тряпкой у них под ногами.

Он дочиста вымыл пол, после чего ему пришлось выдраить сортир. Треники были безнадежно испорчены, но в сумке у Валентина были джинсы.

Арестанты не трогали его, и никто слова не сказал ему, когда он, застелив койку, забрался под одеяло. И ужин ему позволили принять – пресную кашу и теплый чай с куском сырого, кисловатого хлеба. Но к столу его не пустили. Пришлось ужинать, сидя на шконке.

А вечером ему вдруг объявили, что спать этой ночью он будет со штангистом. Оказывается, тот выиграл это право в карты. Валентин ничего не сказал, но, повернувшись на живот, принялся тереть о бетонный парапет унитаза черенок своей ложки. В камере шумно работал телевизор, поэтому никто не слышал, как он точил нож для своей лебединой песни.

Он сомневался, что мягкой заточкой сможет продырявить мощный пресс штангиста, но ведь он мог ткнуть его этим оружием в глаз. И он обязательно сделает это…

Но после отбоя штангист объявил, что нет у него настроения предаваться греху. И еще сказал, что свое право на новичка никому не уступает, дескать, это унижает его. Но при этом позволил бросить карту, и оказалось, что следующую ночь с Валентином должен был провести небритый.

– Уж у меня-то настроение будет, – злопыхательски потирая руки, сказал тот. – Так что отдыхай, щегол, перед свадьбой.

Всю ночь Валентин вздрагивал от каждого шороха, но тревоги его оказались напрасны. А утром до него дошло, что его сокамерники разыграли перед ним спектакль. Не было у них задания опустить его, они должны были всего лишь предупредить его. Сегодня к нему должен был пожаловать Кочетов, и если Валентин не пойдет ему навстречу, угроза станет явью.

После завтрака он ждал, что его вызовут на допрос. Он не хотел выдавать своих бывших друзей, и даже неважно, что в свое время они угрожали Дарьяне. Натура у него такая, терпеть он не мог стукачей, и сам таким не был. Но в то же время Цаплин и его компания могли уже переправиться за границу, и тогда без разницы, на какие фамилии оформлены их загранпаспорта. В принципе без разницы. Ну а вдруг они до сих пор живут под вымышленными именами, вдруг они попали в страну с нетерпимым отношением к беглым преступникам…

Его вызвали из камеры, но, как оказалось, не на допрос, а на этап. Он даже не знал, что сегодня его должны были везти в тот самый дачный поселок, в коттедж, где был убит Тихоплесов. Следователь очень хотел знать, где в момент его гибели находился Гоша и мог ли он застрелить своего босса. Для этого Валентина и отправляли на место преступления.

Его поместили в малый автозак на базе легковой машины. Конвоир находился в кабине водителя и мог наблюдать за Валентином через специальное зарешеченное окошко. Более того, его запястья украсили стальными браслетами наручников. В том положении, в каком он находится, сбежать невозможно. Фургон прочный, замок сложный, к тому же совершенно без доступа к нему изнутри, конвоир будет посматривать за ним. А извне помочь ему было некому. Да и некуда бежать.

Конвоир закрыл за ним дверь, сел в кабину, и машина, миновав тюремные ворота, выехала в город. Валентин сидел, обхватив голову… Может, все-таки попытаться сбежать? Нет, не для того, чтобы оказаться на воле. А для того, чтобы его пристрелили при попытке к бегству. И умрет он достойно, и небритый беспределыцик даже мысленно не позарится на его труп, лежащий в морге. Потом его сожгут в крематории, мама заберет урну с прахом к себе домой, поставит на полку шкафа рядом с фотографией, где Валентин изображен в паре с Дарьяной. Он и домой вернется, и к ней…

Он представлял, как его тело погрузят в печь, как чумазый техник в черном халате нажмет на красную кнопку… Техник уже тянул палец к этой кнопке, когда машина вдруг остановилась. Само по себе это ничего не значило. Светофор, пробки, все такое прочее. Но Валентина удивило, что вдруг открылась дверь, и представший перед ним сопровождающий велел, чтобы он протянул ему руки. Это было невероятно, но конвоир снял с него наручники и движением руки показал, что путь на свободу открыт.

Они находились во дворе какого-то дома, за гаражами, закрытые от посторонних глаза. А чуть поодаль под пышной черемухой стояла Дарьяна и молча смотрела на него. Валентину ничего не оставалось, как направиться к ней.

Полунин шел к ней и слышал, как отъезжает автозак. Он шел к ней, не веря своим глазам. Свобода казалась ему более реальной, чем сама Дарьяна.

– Ты мне снишься? – спросил он.

Дарьяна волновалась, в глазах – тревога и напряжение. Не ответив на его вопрос, она повернулась к нему спиной и движением руки потребовала, чтобы он следовал за ней.

Они прошли мимо гаражей, и она показала ему на черный джип «БМВ» с затемненными окнами. Валентин сел в машину и вдруг понял, что это всего лишь сон. Этой ночью он плохо спал, опасаясь нападения, поэтому и заснул в автозаке.

Дарьяна села за руль, завела мотор, и машина плавно, с легким шелестом покатилась по дороге между высотными домами. Сейчас она заговорит с ним, и сон разрушится. А Валентин не хотел этого.

Он приложил палец к губам, требуя тишины. Он не хотел просыпаться, боялся, что Дарьяна исчезнет. Пусть она молчит, а он будет ею любоваться.

Машина стремительно шла по улицам города. Ее не сдерживала теснота дорожных заторов, и светофоры горели зеленым светом. Ну, конечно же, так могло быть только во сне.

В один прекрасный момент Валентин вдруг понял, что они едут по той самой дороге, на которой когда-то снималась Ника. И милицейский пост они проехали – никто их не тронул. И выезд на Кольцевую автостраду позади. А дорога эта вела к тому самому дачному поселку, где Валентина ждал следователь. Значит, это действительно сон. Сейчас он проснется и окажется в душном фургоне автозака…

– Тебе эта девушка никого не напоминает? – спросила вдруг Дарьяна.

Ее голос должен был разрушить сон. Но ничего не произошло. Единственно, что машина вдруг стала притормаживать. В лобовое стекло Валентин увидел на обочине знакомую девушку в предельно короткой юбке. Это была Ника. Ее невозможно было не узнать.

– Мы что, на том свете? – вполне серьезно спросил он.

– Не знаю, – пожала плечами Дарьяна.

Она и сама с удивлением смотрела на Нику. Казалось, она собирается выйти к ней. И, возможно, так бы и поступила, если бы рядом с Никой не остановилась старенькая, с продавленными рессорами «Тойота». Девушка нагнулась к окошку, обменялась с водителем парой фраз и скрылась в машине.

– Ее же убили, – сказал Валентин. – И я умер… Но ты почему здесь?

– Где здесь?

– На том свете. Вернее, уже на этом…

– Проснись, милый! – весело улыбнулась она. – И ты живой, и я живая… Выходит, и Ника живая. Не убили ее…