Первый шаг был сделан на съезде демократов Алабамы в январе 1860 года, когда его делегаты получили инструкции покинуть национальный конвент в случае, если партийная программа не будет содержать обещания принять федеральный рабовладельческий кодекс для новых территорий. Другие объединения демократов Нижнего Юга последовали примеру алабамцев. В феврале Джефферсон Дэвис представил суть требований южан в Сенате в проекте нескольких резолюций, где утверждал, что ни Конгресс, ни территориальная легислатура не вправе «нарушать конституционное право любого гражданина Соединенных Штатов вывозить своих рабов на общие земли… Долгом федерального правительства является предоставление надлежащей защиты, как и в отношении любого другого вида собственности»[442]. Верхушка демократов в Сенате, где господствовали южане, одобрила эти резолюции, бросив, таким образом, вызов Дугласу в Чарлстоне.

В накаленной атмосфере 1860 года Чарлстон оказался наихудшим из возможных мест для проведения конвента[443]. Сторонники Дугласа чувствовали себя путешественниками в окружении враждебно настроенных аборигенов. «Пламенные ораторы» каждый вечер обсуждали свои планы за дверями зала, где проходил конвент, тогда как внутри северные демократы имели большинство в ⅗ делегатов, так как голоса были распределены как в коллегии выборщиков, без учета реального влияния партии в разных частях страны. Сторонники Дугласа были полны решимости заблокировать принятие рабовладельческого кодекса в той же степени, в какой южане желали принять его. Таким образом, в партии налицо был «неотвратимый конфликт», по словам Мюрата Холстеда, блестящего молодого журналиста из Цинциннати, чьи репортажи являются лучшим отчетом об этом конвенте. «Южане ни на йоту не отступят от своих убеждений… Северные демократы… не желают ни стать жертвами убийства, ни покончить с собой»[444].

Кризис разразился после отчета комитета по выработке предвыборной программы, в котором каждый штат имел один голос. Представители Калифорнии и Орегона присоединились к рабовладельческим штатам и обеспечили большинство в семнадцать голосов над шестнадцатью для принятия пункта о рабовладельческом кодексе, сходном с резолюциями Джефферсона Дэвиса. В заявлении меньшинства вновь декларировалась верность программе 1856 года, одобрявшей доктрину народного суверенитета, и содержалось обещание подчиниться решению Верховного суда по вопросу о полномочиях территориальных легислатур. Это не слишком устраивало южан. Они приняли аксиому Фрипортской доктрины о том, что вердикт суда не обязательно должен иметь силу закона. По словам председателя комитета — представителя Северной Каролины, — собственность нуждается в защите федерального правительства, поэтому, когда Соединенные Штаты приобретут Кубу, Мексику и Центральную Америку, любой рабовладелец сможет перевезти туда своих невольников в целости и сохранности. Выдающийся защитник прав южан Уильям Лаундс Йонси произнес одухотворенную речь в защиту заявления большинства. Галерея разразилась приветственными возгласами, когда он, обращаясь к северным делегатам, так начал заключительную часть своей речи: «Мы находимся в том положении, когда можем просить вас об уступках. Какие ваши права, джентльмены с Севера, ущемляются на Юге?.. Между тем на кон поставлен наш уклад, наша собственность, которую у нас собираются отнять, наконец, сама наша честь»[445].

После такой красноречивой тирады возражения северных делегатов смотрелись неубедительно и довольно мрачно. «Мы не сможем отречься от доктрины [народного суверенитета], не покрыв себя позором, — говорил единомышленник Дугласа из Огайо, — никогда, никогда, никогда, и да поможет нам Бог». Они и не отреклись. После двух дней ожесточенных прений сторонники Дугласа провели свою программу 165 голосами против 138 («за» проголосовали 154 представителя свободных и 11 представителей рабовладельческих штатов, «против» — 30 и 108 соответственно). Это привело к тому, что пятьдесят делегатов из штатов Нижнего Юга покинули зал. После этого демарша страсти стали остывать. Дуглас не мог набрать необходимые для выдвижения кандидатом в президенты две трети голосов, а конвент не мог остановиться на какой-либо другой кандидатуре в течение 57 раундов голосования, полных взаимных претензий. Измученные и павшие духом делегаты разъехались по домам, договорившись полтора месяца спустя снова собраться в более благоприятном месте — в Балтиморе. Йонси устроил им запоминающееся прощание. Произнося речь на залитой лунным светом площади близ здания окружной администрации, он увлек толпу так, что та трижды прокричала оглушительное «ура!» в честь «Независимой Южной Республики», а заключительные его слова были следующими: «Возможно, уже сейчас неведомый хронист очиняет свое перо, чтобы писать историю новой революции»[446].

Все попытки объединить партию, казалось, провалились. Делегаты из северо-западных штатов возвращались разгневанными своими коллегами с Юга. «Я никогда не слышал, чтобы даже аболиционисты высказывались о южанах в столь же жестком и озлобленном ключе, как это сделали сторонники Дугласа, — писал один репортер. — По их словам, их ни капли не беспокоит дальнейшая судьба Юга… „Южане, выйдя из состава конвента, могут отправляться ко всем чертям“, — вот как они говорят». Однако большинство раскольников-южан рассчитывали снова войти в состав партии в Балтиморе. Как писал Александр Стивенс, перешедший годом ранее на умеренные позиции и ныне поддерживавший Дугласа, их стратегия состояла в том, чтобы «победить или разрушить»[447]. В случае принятия их в лоно демократов отказники вновь собирались настаивать на принятии рабовладельческого кодекса, а в случае поражения — вновь выйти из состава партии, на этот раз заручившись обещанием большинства делегатов из штатов Верхнего Юга последовать их примеру. Если бы им отказали в членстве, то делегаты штатов Верхнего Юга также вышли бы из партии и объединились со своими единомышленниками из «хлопковых» штатов, создав новую партию.

Однако сторонники Дугласа из нескольких штатов Нижнего Юга послали в Балтимор альтернативные делегации. Судьба всей Демократической партии зависела от того, какие делегации будут признаны легитимными. По зрелому размышлению северные делегаты вместо того, чтобы отправить раскольников на все четыре стороны, согласились пойти на компромисс, допустив к заседаниям по нескольку представителей как отщепенцев, так и претендентов на их места. Но южане, противники Дугласа, хотели все или ничего. Они вновь покинули конвент, на сей раз в сопровождении большинства делегатов Верхнего Юга и горстки приверженцев рабства из числа северян — всего ушло больше трети собравшихся. Раскольники быстро созвали собственный конвент и выдвинули кентуккийца Джона Брекинриджа (действующего вице-президента) кандидатом в президенты на платформе рабовладельческого кодекса. Разочарованные произошедшим сторонники сохранения Союза выдвинули кандидатуру Дугласа и возвратились домой с чувством горечи из-за того, что мятежники сделали все возможное для победы на президентских выборах «черного республиканца»[448].

Республиканцы оценили такую помощь, своевременно проведя свой национальный конвент в Чикаго. Основной проблемой, стоявшей перед ними, было то, что для победы на выборах им требовалось победить едва ли не во всех свободных штатах. Учитывая потерю Калифорнии, Орегона и, возможно, Нью-Джерси, республиканцам нужно было победить в Пенсильвании, а также в Индиане либо в Иллинойсе (штатах, где