время испортились. Находясь вдвоем, они все больше молчали, часто ругались, чего раньше никогда не было; причина же конфликтов всегда была одна — ее настойчивое требование в самое ближайшее время разойтись с супругой. Под влиянием этих размышлений Люба твердо решила про себя измениться в отношениях с любовником. Она сделалась добрей, ласковей, в разговорах вообще не касалась жены; и действительно, Завязин начал охотнее бывать у нее, задерживался подольше, а она каждую встречу все ждала от него столь нужного ей известия. Но так проходил день за днем безо всякого результата, и когда чаша терпения переполнялась, она вновь взрывалась в еще более яростном негодовании. После ссоры Завязин уходил в подавленном состоянии, а Любе вдруг становилось до ужаса страшно, что теперь он бросит ее, и тогда она в досаде обрушивалась на саму себя. «Ушел не попрощавшись. И с каким злым лицом. Я уже раздражаю его. Он больше не придет. Теперь он точно решил порвать со мной, оставить меня! Вот чего ты добилась! Устроила очередную истерику! — в слезах укоряла она себя. — Ни один мужчина не будет терпеть постоянные скандалы. Что с тобой? Не можешь сдержаться?.. Но кто бы на моем месте не возмутился?! — в конце концов неизбежно приходило ей в голову. — Он обнадежил, заверил меня, и я имею полное право требовать от него выполнения данных им обещаний!» — и когда в переживаниях и обдумываниях проявлялась у Любы эта очевидная мысль, все ее душевное отчаяние мгновенно выливалось в неудержимую злость на Завязина. Но вопреки ее опасениям, в следующий раз любовник приходил как обычно, и опять наступали периоды ровных тихих свиданий, которые вскоре снова обрывались бурей конфликта. Порою, устав ждать от Завязина каких-либо действий, Люба задумывалась о том, чтобы встретиться с его женой и самой объясниться с ней, но, не в силах решиться на этот шаг, неизменно обращалась к таившейся в душе надежде на то, что ситуация должна разрешиться в самое ближайшее время, продолжая днями и ночами мучиться нестерпимыми переживаниями.

Мысли о невозможности своего положения не оставляли Любу и сегодня, однако и в машине, и по приезду на залив она никак не выказывала их. Твердо решив в этот раз самым серьезным образом объясниться с любовником, она ждала подходящего момента для прямого разговора, чувствуя, что до тех пор ни в коем случае не следовало касаться этой темы между прочим.

Закончив колоть дрова, Завязин выпрямился и посмотрел на Любу, которая, предугадав его движение, вовремя успела придать себе приветливый и жизнерадостный вид. Улыбнувшись ей, он собрал в стопку наколотые поленья, затопил баню и прошел в беседку. Вместе с любовницей взявшись нанизывать мясо на шампуры, по ходу дела общаясь на отстраненные темы, Завязин почувствовал себя на редкость умиротворенно и счастливо.

Спустя несколько часов с залива вернулись Наташа и Ринат, который был теперь в одних штанах, с голым торсом, босиком, неся в руках помимо рыболовных снастей футболку и связанные за шнурки кроссовки.

— Искупаться успел? — спросил у него Завязин.

— Да.

— Ну и как вода?

— Отличная. Завтра все вместе пойдем.

— А улов как? Поймал что-нибудь?

— Вообще ничего, — с неунывающим видом ответил Ринат.

— Мы сейчас тоже на берег, прогуляться… Баня почти готова. Я только что дров подбросил, и этого должно хватить. Просто поглядывай за печкой, мало ли что.

— Ну все, давайте, — заглянув в мангал и убедившись, что углей было в достаточном количестве, сказал Ринат. — Я прямо сейчас за шашлык берусь.

— Когда подходить-то? — спросил Завязин, находясь с Любой уже у самой ограды.

— Через час, — крикнул им вслед Ринат.

Глава IX

Залив, где отдыхали друзья, находился на крупнейшем водохранилище N-ской области, которое все без исключения жители почтительно называли не иначе как «море». Некогда на его месте была только бурная и полноводная река, но после строительства гидроэлектростанции вода выше по течению сильно поднялась, разлившись на многие километры во все стороны и создав нечто наподобие озера. Местность вокруг реки была неровная, холмистая, и по берегу новообразованного «моря» возникло бесчисленное множество заливов самого разного типа. Тот же, на который приехали друзья, был одним из наиболее известных и популярных среди отдыхающих, во-первых, благодаря великолепному пляжу с приятным мелким песком, а во-вторых, по причине неглубокого пологого дна, позволявшего воде быстро прогреваться, так что купаться здесь можно было уже с первых дней лета.

Пройдя от ограды метров двадцать по поросшему багульником берегу, Люба и Завязин оказались у крутого отвесного спуска в два человеческих роста высотой. Приблизившись к самому его краю, любовники, не сговариваясь и не переглядываясь, а будто чувствуя настроение друг друга, остановились лицом к заливу и стали наслаждаться развернувшимся их взору видом.

Внизу от самого обрыва начинался пляж. Обычно он был небольшой, но в эту весну случился слабый паводок, да к тому же на гидроэлектростанции уже несколько недель интенсивно срабатывали воду, и сейчас «море» отошло метров на семьдесят, оголив широкую желтую полосу мелкого речного песка. В полукилометре правее песчаная коса залива оканчивалась поросшим рогозом и камышом мелководьем, а на другом берегу, прямо напротив того места, где находилась турбаза, можно было видеть автомобили, палатки и костры отдыхающих дикарями туристов. Погода была спокойная, безветренная, и ничем не тревожимая свинцовая гладь залива, как в зеркале, отражала все вокруг. По темнеющему синему небу были развеяны облака, местами белые и плотные, местами совсем прозрачные, своею воздушной неровностью походя на растянутую в волокна вату. С одной стороны облака были окрашены оранжево-красным цветом, который имел тем насыщенней оттенок, чем ближе они находились к клонящемуся за горизонт солнцу.

— Закат какой красный, — сказала Люба, глядя на солнце, вокруг которого все буквально пылало ярко-алым светом. — Значит, завтра будет тепло… Ах! Смотри, лошади! — толкнув под локоть Завязина, восторженно воскликнула она и тут же импульсивно обернулась назад, в сторону домика, желая позвать Рината с Наташей, чтобы те тоже посмотрели на великолепное зрелище, но друзья сидели далеко, закрытые беседкой, ее не видели, и она вновь развернулась к заливу.

С правой стороны по берегу двигался рысцой табун в пятнадцать или двадцать лошадей. Без седел и сбруй, без наездников они гордо мчались вдоль линии воды, не поднимая пыли, а только вырывая и подбрасывая сильными ногами комья влажного песка. Завязину и Любе казалось с места, что по мере приближения лошади движутся все быстрее, и особенно быстро с шумом пронеслись перед ними, начав удаляться, направляемые отрывистыми криками скачущего следом погонщика на красивой серой в